Глава третья. Быть может - счастье это было...

       ГЛАВА   ТРЕТЬЯ.

                Быть может – счастье это было,
                А может – просто тень его…               

                1.
 
И вот опять она, столица!
Семь бесконечных трудных лет
Прошли, покуда возвратиться
В неё великий смог поэт…
Да-да! – Великий!  - Без сомненья –
Сочтите все его творенья,
Которым жизнь успел он дать
До той поры – и подозренья
Тогда любые можно снять:
В столичный мир не мальчик юный
Теперь входил, не лицеист,
Который был весьма речист,
И был смешон, и  слишком  шумен,
А выдающийся атлет,
Носитель шрамов, и побед.


                2. 

В столице так же триумфально,
Как прежде в матушке- Москве
Он не был встречен – дух сусальный
Не свойствен светской голове –
В ней правят тонкость и расчёты. –
Героя многих анекдотов
Живым занятно повстречать.
Но мало есть кому охоты
Его серьёзно привечать
В своих салонах иль в гостиных –
Есть репутация! – она
Известна всем,  она важна,
И надо очень щепетильно,
С разбором к людям подходить,
Чтоб лишних ран не бередить.


                3. 

И кто такой  он, Пушкин, кстати?
Не князь, не граф, не камергер…
В общеньи многим он приятен,
Но высшей тонкости манер,
И высшей меры пониманья
В нем нет! И правильно ль желанье
Тогда его повсюду звать?
Он любит карты и гулянья?
Так пусть идет себе гулять!
Конечно, нашему герою
Никто сего не объявил,
Но он себя при этом мнил
Дворянской светскою звездою,
И на купца, и мужика
Смотрел, конечно, свысока…


                4. 

Какое ж выбрал он общенье?
Как он устроил личный быт?
Герой в трактире, к сожаленью,
Вновь поселился… Внешний вид
Двух комнат, может, был приличен, 
И был почти аналогичен
Московским комнатам его,
Но ведь трактир – как рынок птичий –
Шум, гам, гулянья, баловство…
Не знаю, были ли отели
В те золотые времена,
Но, очевидно, тишина
Не составляла главной цели
Поэта нашего, и он
Трактиром не был утомлён.


                5. 

Насчёт общенья… Он, как будто,
Решил вернуться в прежний круг,
В круг упоительной минуты,
Вновь проводить хотел досуг
Среди гвардейской молодёжи,
Но все мы знаем: невозможен
К одним водАм двойной подход,
«Зелёной лампы» нет…  И кто же
Поэту в душу свет несёт
Теперь, в часы его златые?
А стоит их перечислять,
Их, тех, кто ездил с ним гулять?
Они -  гвардейцы молодые
(А как без них?),  и шебутной
Сбор  молодёжи разбитной...


                6. 

В один салон поэт, однако,
Ходил, и – радостно его
Там ждали в день, едва ль не всякий. –
Елизавета Хитрово,
Чуть перезрелая матрона
Была хозяйкою салона,
Ну, а отцом матроны был
Гроза полков Наполеона,
Герой, Кутузов Михаил.
В салоне этом побывали
Едва ль не все, кто в мире муз
Явил уменье или вкус,
Кого особенным признали,
Ну, и конечно, все, кто был
Его хозяйке чем-то мил.


                7. 

Елизавета воспылала
К поэту страстию – она
Его как женщина желала,
Madame  была убеждена
При том, что грудь её, и плечи
В любое время обеспечат
Ей у мужчин большой успех,
И оголялась…  Обеспечен
Был тем, однако, только смех.
Сей недостаток покрывался, 
Заметим, редкой добротой,
И речью ясной и простой,
И оттого любой старался
Не объявлять пред Хитрово
Дурного тона своего.


                8. 

Поэт зачем-то не сдержался
Пред Хитрово, и вместе с ней
В объятьях пару раз предался
Порывам сладостных страстей.
Что было это в самом деле?
Какие он при этом цели
В своём сознании имел?
Что находил он в полном теле?
А может, он её жалел?
Об этом нам не догадаться,
Но в Хитрово горела страсть,
Любви последней женской власть
Звала её ему отдаться,
Но Пушкин сердца своего
Не возжигал от Хитрово.


                9. 

Он чаще сердцем возжигался,
Держа в руках туза червей,
Извечно выиграть пытался,
И припадал душою всей
К столу и карточной колоде.
Порой он был удачлив – вроде!
Но если вывести баланс,
Увидит всякий: неугоден
Был Богу этот контраданс.
Поэт высокое обличье
В игре терял, и светлый взгляд
Вдруг становился мутноват,
Когда его рукою птичьей
Хватал в игре за горло тот,
Чьё имя всякий назовёт.


                10. 

Хоть Пушкин был уже не беден,
Но необузданный расход
Бюджету всяческому вреден,
И всякий рублик любит счёт.
Поэт изрядно издержался,
Долгов неплаченых набрался,
Наверно, в чём-то подустал
И…  И на Псковщину собрался –
Теперь в Михайловском мечтал
Он поскорее очутиться,
Чтоб жизнью барскою пожить,
Читать, писать, и не кружить
В потоке страсти по столице
И на коне в седле вздохнуть,
Расправив прежде стан и грудь.


                11. 

Задумал – сделал! – Пушкин вскоре
Уже в Михайловском стоял
На милом сердцу косогоре,
И вскоре – няню обнимал.
Всё вновь пошло путём знакомым:
Сон с переходом в полудрёму,
В блаженный отдых полдневной,
И конь, снимающий истому
Вослед за ванной ледяной…
Перо, чернила, вдохновенье –
Он написать роман решил,
И план его создать спешил,
И предавался тут же чтенью
Серьёзных книг – на дребедень
Смотреть ему уж было лень.


                12. 

Роман он думал Ганнибалу.
Абраму-предку посвятить. –
Душа певца Петру внимала,
Его эпоху осветить
Теперь он думал, ожидая
Найти с эпохой Николая
Какой-то радостный рефрен,
Он думал, в прошлое взирая
Стряхнуть могильной пыли тлен
С петровых дел, и к восхищенью
Вести читателя – и сам
Поэт внимал, как чудесам
Делам царя, его твореньям –
В Петре он видел идеал
Царя, который дело знал.

 
                13. 

Роман свободно сочинялся.
Но правда – только до поры,
А тут сентябрь уж начинался,
Исчезли мухи, комары, -
Пора стихи писать приспела.
Поэту проза надоела,
И Пётр не ясен как-то стал,
Всё как-то, вроде, пожелтело,
И смялся как-то Ганнибал –
Короче, духа не хватало,
И знаний верных, а пока
Поэт глядел на облака,
И в голове его сияла…
Вы догадались, господа! –
Татьяны Лариной звезда.


                14. 

Как хорошо писать романы,
Когда сюжет определён
Наполовину, и в нирвану
Понятий автор погружён.
И всё идёт само собою:
Герои собственной судьбою
Согласно  логике живут,
А ты води себе рукою.
Пиши о том, куда ведут
Героев дальше их дороги.
К седьмой главе Татьянин мир
Раскрылся – прежних дней кумир
Стал виден ей, как дух в чертоге,
Она проснулась ото сна,
И стала жизнь ей вдруг видна.


                15. 

А дальше что? Простые планы
Поэт Татьяне возвестил,
И вслед за тем в Москву
Татьяну На поиск доли отпустил –
Житейской доли…  полагаю,
Глава «Онегина» седьмая
Известна  вам, читатель мой –
В главе видна Москва живая,
А в ней - знакомых целый рой
Поэт вниманьем удостоил…
А что же Таня? Свет огней
Был не особо сладок ей,
Но этот свет ей жизнь устроил -
В неё влюбился генерал,
Который счастья с ней желал…


                16. 

Что он ещё в деревне делал?
Частично я о том писал –
Разок-другой к тригорским  девам –
Так назовём их, - заезжал.
Дев стало меньше. Чуть скучая,
Поэт с вдовою чашку чая
С вареньем сладким выпивал,
Потом сидел, легко болтая,
И без задержки уезжал.
А к октябрю он стал томиться.
Поскольку книги прочитал,
Писать немного подустал,
И захотел назад, в столицу,
Чтоб впечатленьями опять
И дни, и ночи наполнять.