Суламифь

Песня Иерусалима –
в небо – гулко голубым.
Мельником неумолимым
время (пылью из глубин
        быль библейскую клубит) –
        ветер веет на полы нам
        свитки строк неопалимых –
        Песнь песней о любви.

Время смыло вавилоны,
но остался меж людьми
остров песни Соломона
о прекрасной Суламифь.
        Словно руки заломив
        сетуют неугомонно
        лозами Ваал-Гамона
        палестинские холмы.

Стразы ярки – искрой мечен
лоск осколочка стекла.
С чем алмаз сравнить мне? Не с чем –
не найдёт подобья глаз.
        Глас поэта – божий глас –
        льётся стон его небесный
        вязью строчек древней песни –
        нить её не пресеклась.

Славен хлебом колос спелый,
словом – иудейский царь.
Божества небесный слепок
брошен на мирской базар.
        Что́ бы царские глаза
        ни потребовали слепо –
        словно в подаяньи хлеба –
        царь не мог им отказать.

Черноглазый, светлокожий
(знойная хвороба жён,
немочь сладкая наложниц),
идол, глиняный божок –
        пылом страсти обожжён –
        точно кот весенний кошек
        иудеек из пригожих
        до единой обошёл.

Был в сокровищнице царской
бриллиант о ста карат.
Караван царицы Савской
принимал в дары монарх.
        Амбра, киннамон и нард
        окупились царской лаской.
        Развлеченье праздной власти –
        сладострастием карать.

Распускались косы в пряди –
сколько рук и сколько ног
отпылало по обряду,
возведённому в канон? –
        дни и ночи – только он
        был давно уже не рад им…
        и в посадки винограда
        уходил – Ваал-Гамон.

И наложницам, и жёнам,
укрываясь до поры
за игрою изощрённой,
обнажала плоть корысть.
        Так лишаются коры
        ветви, так – клинок из ножен…
        Не винил их царь, но всё же…
        на душе носил нарыв.

Эту боль не лечит время –
Соломон, остерегись –
предрекает перстень – бремя
жизни кратко. Астериск…
        Будь же смолоду старик –
        “Всё проходит” – учит гемма –
        все умрём – не важно кем мы
        носим груз своих вериг.

Стариками, стариками
проходите до конца –
напевает звёздный камень –
пленник древнего кольца.
        Сорок – белая пыльца –
        сроки говорить стихами –
        в рифму… “Всё проходит”. А;мен.
        Что тут станешь отрицать?

“Всё проходит”. Путь к началу
не вернётся на земле –
шествуй, радуясь и плача,
царь, седьмую сотню лет –
        всё судьбы не одолеть.
        Смуро камню отвечал он:
        “Мудрость – многия печали,
        счастье – суета сует”.

Так ли, звёздная камея? –
ведь бывает, что слегка
лгут гранёные каменья
что мы носим на руках.
        Где же, на каких кругах
        жёсткой логики сомненья,
        кто же – искрою мгновенья –
        разомкнул тугой капкан?

Дочь крестьянского замеса –
от ребра его раба –
к бедной девушке предместий
подвела царя тропа.
        В винограднике пропал
        астериск лучистый перстня –
        отголосок древних вер с ним –
        геммы тонкая резьба.

Нежный голос – где-то возле
орошающей воды –
переливы зной доносит,
сердце сладко прихватив.
        Незатейливый мотив –
        песня девушки-подростка.
        Медный волос. Лозы, грозди
        правит – взгляд не обратит.

“Чей же это дивный голос?”
– Покажи-ка мне лицо –
“что за чудный витый волос” –
Бог тебя ваял резцом,
        что бы сделать образцом
        дочерям взращённым в холе
        (часто вопреки их воле) –
        ты их всех затмишь красой.

Та невольно обернулась –
“кто досужен поутру?”
Догадалась – по лицу ли? –
здесь не тот, кто знает труд
        земледельца. Ветер крут –
        платье кожицей прильнуло –
        покраснели щёки, скулы:
        в наготе увидел люд.

– Подойди ко мне, не бойся –
я один из царских слуг. –
Подступила – ножки босы –
подобрав рукой полу.
        – Вот, надел отца полю –
        и к нему с вопросом просто:
        – Что здесь ищешь утром росным?…
        – Что ищу я? Поцелуй.

В нём одном мне жизнь и счастье:
провидение само
нашей встрече сопричастно –
вот скала Аэромон –
        я клянусь – и Соломон
        клялся Именем негласным,
        руку голубиноглазой
        заключив своей в замок.

– Нам назначена судьбою
встреча на тропе земной.
– Что ты делаешь со мною?!
Что ты делаешь со мной?…
        – Губы жаром мне омой –
        нет спасения от зноя.
        Не беги – нас только двое…
        – Мне пора… пора домой…

Кто-то ходит там, не надо…
Нет, оставь, повремени –
за кустами винограда
кто-то прячется в тени…
        – Тень и нас уединит –
        жди меня – в огне заката
        день сойдёт,…
                – Твоя рука так…
        – …лунный рог войдёт в зенит.

Вместе с ним сегодня ночью
я войду к любимой в дом.
“Нет” сказать губами хочешь?
Но глаза не лгут о том,
        что мы скажем ложно ртом.
        – Дом наш временем источен…
        Там среди камней источник… –
        и умолкла со стыдом.

Эта пламенная нежность
презирающая смерть –
за податливостью внешней
(так в любви беспечен смерд)
        царь сумел (одной из мер –
        той, что над сознаньем брезжит)
        сердца распознать безбрежность,
        раскрывающего дверь.

Никогда так ясно-светел
не всходил на царский трон
Соломон. Истцам ответил –
возмещая их урон,
        несуровый дал урок
        обвиняемым – в беседе –
        так, как будто это дети –
        порицая их порок.

Никогда он прежде не был
столь уступчив, что иным,
до сего пылая гневом,
в этот день сложил вины.
        И, как ни был бы ревнив
        жрец Молоха, идол древний
        не пожрал в седьмое чрево
        ни единой головни.

Вечереет. Старый город.
Скоро лавки позапрут.
Ноги юности и споры,
и упруги словно прут:
        словно камешками в пруд
        серебро бросала сором
        Суламифь – за каплю вздора –
        ту, что пальцы разотрут.

Благовонья, эликсиры,
стебли жухлые на вид,
запах ладана и смирны,
пряность корня и травы.
        Глаз не скоро попривык –
        полусумрак, ниша, ширма…
        Египтянин ищет мирру –
        смолку чувственной любви.

Ночь. Звенящие цикады
обезумели в кустах.
В небе лунная громада,
тень решётки на холстах.
        Пульс висками неспроста –
        кровь готова расплескаться –
        встреча с милым так близка – так
        мошка кружит у костра.

Поборов впервые робость,
опускает Суламифь
одеяния – на обувь –
наготу свою омыть –
        шёлк девичьих пирамид –
        ароматом мирры – оба
        холмика льняные, что бы
        Соломону угодить.

Каждый час теснит оковы –
душу давит – “Не придёт!
Как была я бестолкова –
препираясь – и притом
        на пустом. Отыщет дом?
        Голос слышу… Иегова! –
        тело сон мне – козни, ковы! –
        вяжет цепью золотой”.

“Отвори, сестра, скорее.
Я пришёл, любовь моя”.
“Что же ноги цепенеют –
онемели, не стоят?
        Он зовёт, а я-то, я? –
        ночь заря вот-вот развеет,
        ах, бежать за ним – резвее,
        не скрываясь, не таясь”.

Побежала по дороге –
“О, возлюбленный, вернись –
не наказывают строго
за девический каприз”.
        Силоамский кипарис
        прорисован на востоке.
        Ранятся стопы жестоко –
        камень на пути ребрист.

Преградили путь. Солдаты?
Не солдаты – сторожа.
Обступили. С ними сладить!
Младший: “Девка хороша” –
        дышит смрадно – “Ну, решай” –
        парень с кожей угреватой –
        “Выбирай – кому сперва ты…”
        Старший молча поприжал.

Тело щупают под платьем –
что им, если пуст карман? –
не упустят парни платы,
не впервой, видать, ломать…
        И таких рожала мать…
        Но крестьянка не из слабых
        (зубы впились в дерзость лап их) –
        извернулась и бежать.

Возвратиться в дом украдкой –
далеко ли до греха?
Но очнулась – перекатный
ток Кедрона услыхав –
        по пути на Ватн-Эль-Хав.
        Виноградник. За оградой –
        мат из листьев – ложе брата –
        спит на мягких ворохах.

“Вот ограда за кустами” –
оградит ли от молвы?
Залоснился с ночи камень –
словно моросью омыт.
        Лозы. Пальцы Суламифь
        нежит шёлком листьев. Память
        говорит её губами,
        словно шепчет ей псалмы:

“Он – вчера лишь – камень трогал
здесь, беседуя со мной.
Землю, где он ставил ногу
поцелую. Взять комок?…
        Ах, возьмет ли угомон
        сердце про;жившее много…
        Кто там ходит одиноко?…
        Это царь мой, Соломон!”

Догмой замкнутого круга
лжёт лучистый астериск –
друга вновь нашла подруга –
устремилась напрямик:
        – Я вернулась, ах, прими
        в дар за глупый мой проступок
        эти руки, эти губы
        эти косы Суламифь.

И безмерна, и бездонна
радость встречи у черты,
где надежда встречи тонет
в тёмном озере тщеты.
        И, достигшие мечты,
        слов не тратят – только стоны,
        только губы и ладони,
        и влечение четы.

– В этих лозах – наше ложе,
эти кедры – потолок.
Ах, лобзаниями множа
нежной патоки поток,
        дай и мне отпить глоток…
        Эта радость с мёдом схожа –
        жарких ласк не знала кожа…
        Кто ты, мой любимый? Бог?

Там неполот виноградник –
трав полати и стена –
лучших, милый, и не надо –
прощена ли, прощена?
        Не жалей травы, не на… –
        Ах… как сладко шёпот падал –
        нежил зелень током паток…
        Пыль на листьях, тишина…

Травы помнят поцелуи –
каждый стебель их залог.
Я воздам строкой хвалу им –
след влюблённых в них пролёг.
        Вот, пожалуй, весь пролог.
        Травы жухнут – лишь золу их
        носит ветром. Участь злую
        знал ли, ведал Соломон?

– Кары мне неотвратимы:
непомерно славен дар,
что я принял от любимой –
непронизанный янтарь.
        Лунной Иштар на алтарь
        ты своё сложила имя.
        Бог вины с мня не снимет –
        я всего лишь только царь.

– Царь мой, смейся Бога ради, –
дум твоих не стоит клад:
сторожила виноградник
и лозу не сберегла.
        – Как меня ты нарекла?
        Царь? Цесарка Галаада,
        царь под властью благодатной –
        властью этой пары глаз.

Семь – и каждый как сначала –
дней растаявших в любви.
Но в огне её, к печали,
не оплавить лёд судьбы.
        Что истребовать с убийц?
        Имена! – предам молчанью –
        пусть зовутся палачами,
        что бы вовсе не забыть.

Мир хранит одну лишь фразу
(или фразой Мир храним –
не поймёт мой слабый разум) –
сочетанием одним
        (заклинаниям сродни –
        семикратным – раз за разом):
        – Ты прекрасен…
                – Ты прекрасна…–
        дни и ночи, ночи, дни…

        27.08.2014