Зимняя небыль
1.
Темных башен
зубцами
встопорщился горизонт –
то в шинелях
солдатских
мерзнут
хмурые ели
часовыми зимы.
Белой краски
густые мазки
на холстине небес –
то утёсы – медведи
уснули
в новых берлогах.
2.
В подмастерьях
у вечности
лёд
изваял
стрел – полозьев
шрам тонкий
на лике реки –
то бишь,
мост фиолетовый
(в зреющих сумерках
зимней тайги),
перекинутый
с брега на брег
гулким эхом
туннеля
из прошлого к настоящему…
Ворон.
Дорогой,
схороненной
в белом навозе,
передвигаются
точки – снежинки,
что дергают
тени – сугробы
за нитки,
цепляют за солнце
на крючья
метели
косматые шапки
заборов
вдоль мертвой деревни.
Припудривши нос
небесным елеем,
скребет
снежный наст,
еле лапами двигая,
пёс –
слепой поводырь.
Он тычется в щёлки
меж
смёрзшихся досок,
хранят те молчанье
с досужим величьем
церковных оградок.
Угрюмые трубы
на крышах
расселись попарно
с воронами,
расчерчены в клетки тела
и тех,
и других
(где сажей,
где белым навозом).
Застыл в одиночестве
На гулком скелете
замёрзшего дерева
ворон:
будто из черного мрамора
изваяние
карлику – солнцу.
Лязгнули траки
на узкой тропе,
опьяненного коксом
(из доменной печки),
старого танка
с отпиленным дулом.
Хлопнул крыльями ворон,
кромками бритв
резанул
по желе,
застоявшегося на морозе,
горького воздуха.
Резко взмыл,
растворился
в фиолетовых чернилах небес.
Перед взором его
протянулись
шашки голых полей,
вперемешку
с жесткой щетиной
пустоглазых лесов…
Красным зубом заката
двуличные черви
сомнений
точат рассудок
упрямого ворона:
еда или кров,
семейный очаг
или
выпивка в баре?
Торопливо,
по воровски
(из глубоких карманов пальто),
сыплет небо
ледяную крупу
на звенящую землю,
морозом
распятую на стеклянном кресте…
Ворон в раздумьях:
а покуда,
сантиметры
на карте сознанья
превращаются в километры
полёта.
Свидетельство о публикации №114083105989