Стыда простудного редуктор...

Пунцовый стыд мне заливает щёки тела
и как бы страстно подсознанье ни хотело
всю горечь речи средь развалин схоронить,
глагол бесстрастный душу жжёт неумолимо
и свитком алым ломка льнёт, неопалима,
петлёю душной туго сокращая нить.

Сколь славен вёсел влажный плеск, песок теченьем
растёт слоями, влага правит измельченьем
и заводь отмели проращивает в мель;
цепь лунных циклов ждёт, сужаются протоки,
невинны образы, глубинны и жестоки,
осоки лезвия прорезали тоннель

к пещерам памяти, архивам погребённым
ребёнком злым и ливнем зрелости сметённым
в смятенье цинка глухоты и слепоты
отнюдь не подлинных, питаемых опаской,
поросших ряской, зачехлённых грустной сказкой,
в ней вязкой хвороста пытаются плоты

представить брёвна, корни слова в торфе вязнут,
здесь лишь случайно, слепо натолкнувшись, лязгнут
двух лезвий бывших кромки глухо, но металл,
к саднящим свойствам стекловаты принуждённый,
лишь только зудом отзываться осуждённый,
не грозен днесь, но густо грязен, обметал

его чехол потёртый джокер оверлоком,
на всякий клок ментальный блок выходит боком
и отдаётся болью тянущей в боку;
так за простуду выдаёт себя редуктор,
в неясный гул преобразующий продукты
постыдных стадных ид, одышка на скаку

и колик беглый пульс едва ль уже принудит
пудовых век поднять сегменты, не натрудит
мышц сонной совести совместный аудит,
зане всегда предельно бдителен дозатор,
и убедителен зело транквилизатор,
все угрызенья подавляющий в груди.

Так я живу, не зная кашля и сомнений,
позорно здрав, в чаду линейных сочинений,
весь эликсир болезнетворной кривизны
не донесён до рта и до гортани выпит,
нетопыри запросы адресуют выпи
и все ответы тошнотворной белизны.


Soundtrack: Daniel Shafran, F. Chopin, Nocturne in Eb Major Op. 9-2.