ч. 1

 Мой дом расположен близь проезжей части. Не трасса, не подумайте. Всего-то узенькая суетливая улочка.  Люди проносятся туда и обратно, не задерживаясь дольше чем, например, завязать шнурки.  Как то ночью, одна дамочка бальзаковского возраста(и явно «под шафе») пошатнула эту закономерность.  Она в опьяненном припадке агрессии швырнула свой сотовый прямиком в двери моего подъезда, разбив его.  Спустя около минуты она все же, осознав нелепость своего деяния, наивно принялась собирать обломки своего «девайса».  Безуспешно пыталась вернуть его в былое состояние и заставить работать, как прежде. Но как раньше уже не будет. Никогда. Все мы знаем, то, что разбито, уже не склеишь. А даже если и получится,  толку то?..
 Я тогда стоял у своего окна , держа в руках кружечку ароматного зеленого чаю, и наблюдал за происходящим. Я люблю наблюдать.  В последнее время, я только то и делаю, что наблюдаю.
 Моя жизнь сейчас сводится к тому, что я просиживаю свои дни в стенах своей квартиры. Не будем возвращаться к обстоятельствам, которые буквально вынудили меня укоренить себя в подобном образе жизни. Это, думаю, никому не нужно. Я не мог иначе. И не могу.
 Я совсем один. Все соседи давно переехали в новые дома, по какому-то якобы выгодному обменному предложению от «верхов».  А я остался. Знаем мы таких! Выкупают подобные старенькие домишки и под снос.. Благо, сейчас-то хоть о людях то заботятся.
 Мой дядя однажды оказался в подобной ситуации. Он безумно любил свой старенький дуплекс и выступал против сноса, в то время, как сожители , сломя головы, собирали вещи и спешили обустраиваться в новых квартирках. Он тогда остался совсем один. Вот как я сейчас. Есть.
А после «несчастного случая», произошедшего в собственном доме, причиной которого стали протрухшие стены и потолок, его «есть» обернулось в далекое «был».
 Раньше напротив меня жил приятный доброжелательный старикашка. Из его ,всегда широко открытых, окон тянуло приятным ароматом корицы и яблок, хорошей музыкой и жизнерадостным духом. Бывало, вечером, когда я приостанавливался у крыльца, нащупывая в кармане ключи, он подлавливал меня. Высовывался из окна и худощавой ручонкой обыгрывал жест, что для нас тогда считался приглашением в гости. Тогда центральное окно оснащало теплым и мягким светом улочку, где не включают фонарей, аж до появления первых лучей солнца.  Думаю, каждый, проходя мимо, чувствовал безопасность. Присутствие неподалеку двух хороших друзей, верных товарищей, которые в трудный час готовы сорваться с места и спасать мир.
 Осенью моего друга не стало. А мои окна больше не излучают свет.  Электричество отключили, а своей керосиновой лампой и свечами я пользуюсь крайне редко. Они мне не так уж и необходимы. Зимой , разве что. Сейчас если заглянуть в окно ко мне, то можно наблюдать за тем, как чернота съедает свет из вне.
 Я ложусь и просыпаюсь рано. Не выхожу из своей берлоги дальше продуктового и табачного ларьков. Кажется , мне ничего не нужно. Когда то сказали, это значит , что я уже мертв.
 Мой дом расположен близь проезжей части. Не трасса, не подумайте. Всего-то узенькая суетливая улочка.  Она словно служит коридором между двумя мирами. Люди проносятся туда и обратно.
 А я наблюдаю. И я одинок.
Но даже не оттого, что если заглянуть ко мне в окно, ах если только заглянуть ко мне, то можно наблюдать за тем, как чернота съедает свет из вне. А потому, что никто никогда и не пытался..