Настроение

  Рыбы так томно, лениво плещутся, как будто кто их неспешно возит невидимой рукой по вязкой и темной воде вечерней реки. Поднимет чуть и снова окунет мордой в воду. На реке и неслышно ничего, кроме меланхолического и многодумного купания рыбы. Перекат после жарких дней загустел, взлохмачены водорослями его камни, тягучи струи, едва слышны.
  Чуть подвяленная куща зеленого камыша несуетно покачивается, кланяются воде его острые пики, и в каждой движется маленький темный поршенек. Опускается и поднимается плавно – игра теней. Ближе к перекату его зеленые дудки напряжены, как удилища с рыбой, раз за разом окунаются в воду и беззвучно выныривают.
  Река на запад, куда уходит солнце, пряма и вся плавится отраженным солнцем. Без козырька руки и не поглядеть на неё – нестерпимый свет. Проходящий по дороге КАМАЗ поднимает клубы пыли. Они медленно выплывают из прибрежных кустов, движутся над речной гладью к сумрачному южному берегу, медленно оседают. Река сказочно преображается. Солнечные лучи красят дорожную пыль, и всё на реке: островки камышей, тенистые заливчики, мириады снующих насекомых, прибрежные травы и кусты – становятся неузнаваемы. Песчинки пыли посверкивают розовато-янтарным. Что-то фантастическое, неземное в их коллоидной взвеси, а с ней и во всей речной дали. До самого горизонта…
  Крик ребенка в соседней деревне, одинокий мык коровы. И снова тишина августа.
Тепло ушедшего дня перетекает в вечер и ночь. Они, как подушки сеном, набиты плотным и одновременно нежным теплом, тревожно и больно вызывающим в памяти первые прикосновения девичьих рук, запах волос, звездное небо, поселившееся в реке, падающие звезды…
  Теплая тьма непроглядна. «Глухо настолько, что слышно бывает, как глухо». Если поддаться неповторимой немоте августа, она может вымотать воспоминаниями, увести далеко, в юность.
  В совершенно черное окно беззвучно бьются серые мотыли. Странен их догляд за  тобой, читающим или пишущим.
  Отворяю створку окна, и комнату заполняет однотонный, сонный стрекот кузнечиков. В этом году они припозднились у нас.
  На потолке, у лампочки, копится несметное количество мелкой мошки. Они ткутся и ткутся вокруг света и опадают на пол, на мои плечи, стол, клавиатуру панели…
  Ночью, часа в два, просыпаюсь. Темно по-прежнему. Глухо. Но на небе мне в глаза глядит ветка Большой Медведицы с переспелыми гроздьями звёзд. Они необыкновенно внятны, осязаемы, - звезды. И засыпая, я снова думаю, как сорок лет назад «с хорошим давним другом» или с девчонкой бесконечно смотрел бы на звёзды. И был бы бесконечно счастлив. И смотрел бы не уставая.