Рождественское чудо

Рождественское чудо

Историю эту рассказал мне коллега лет тридцать назад, да ещё и с хвостиком.

Случилась она на Урале в канун Нового года.

Поскольку Урал никак нельзя отнести к разряду самых «трезвых регионов», многие жители начали отмечать праздник чуть ли не с обеда, и к вечеру кое-кто уже «отключился», а кого-то потянуло «на подвиги». Рассказчик был из вторых и договорился со своей пассией, что прибудет к ней последним рейсовым автобусом.

А разговор вёлся из телефонной будки близ конечной автобусной остановки, совершенно безлюдной в это «застольное время». До оправления автобуса было ещё минут двадцать. На улице крепчал мороз, начиналась метель. А в телефонной будке по крайней мере не дуло и можно было с большим комфортом дожидаться автобуса именно здесь, а не на открытой ветрам автобусной остановке…

Когда немного поднадоело стоять, новоявленный кум Тыква присел на корточки. Время тянулось медленно. Наконец пришёл автобус, высадил нескольких поздних пассажиров. Ожидание окончилось. Но… «обитатель телефонной будки» с ужасом обнаружил, что ни руки, ни ноги, ни даже язык – не подчиняются ему. Ни встать, ни открыть дверь будки, ни позвать на помощь он не мог. Хмель как рукой сняло. Мигом протрезвевшее сознание заработало чётко и безжалостно, рисуя безрадостную перспективу замерзания. Если, конечно, не случится чудо…

Автобус, взревев мотором, впустил в своё чрево троицу впрыгнувших в последний момент пассажиров, закрыл двери и укатил в темноту студёной, пока ещё декабрьской, ночи. Вместе с габаритными огнями вдали растаяла последняя реальная надежда.

И всё-таки где-то в глубине подсознания продолжала теплиться слабенькая искорка мистической надежды, надежды на чудо…

Тело не слушалось. Начали путаться мысли. Но в редкие минуты просветления вскипала досада на себя и появлялось убийственное сознание того, что от тебя уже ничего не зависит, ибо ты не в силах ни изменить ситуацию, ни предпринять что-либо для собственного спасения.

За стеклянной дверцей телефонной будки ледяной ветер гнал колючую позёмку, а здесь, внутри, по телу начало разливаться какое-то страшно подозрительное тепло. И ещё – безраличие…

Парочка влюблённых, опоздавшая на последний рейс, решила позвонить родственникам и, открыв дверь телефонной будки, обнаружила там нечто вроде статуи мужика на корточках, который не шевелился. Только глаза вдруг оживились и с немой мольбой уставились на людей, а по щекам начали скатываться на пол и сразу замерзать там крупные слёзы. Чудо случилось! Неизбежное отступило. На этот раз…

Прошли годы и годы. Многое стёрлось из памяти, многое просто затерялось на её перегруженных полках. Почему же эта незамысловатая, можно сказать – банальная история время от времени как бы выплывает из небытия? Иногда – днём, иногда – ночью. Не потому ли, что она является неким знаком, символом того, как, бессильные изменить ход событий, мы мы порой с убийственной ясностью представляем себе неотвратимость чего-то, но продолжаем цепляться где-то в подсознании за невероятную, практически несбыточную надежду на чудо. Может быть, даже на «чудо в степени чудо».

Может быть, память «подсовывает» этот случай именно как прецедент реализации невероятного и отступления неизбежного? Или, может, подсознание само пытается найти  такой прецедент, чтобы обольщаться возможностью его повторения в других, более сложных и запутанных, а может быть и более трагических обстоятельствах? Как знать… Вряд ли кто-нибудь способен дать чёткий и однозначный ответ на эти вопросы.

Март 1998