В тени ясновельможных пиний

Подонков развелось, им незачем скрываться,
век алчный запустил свой меркантильный яд,
уже ни Шерлок Холмс, ни славный доктор Ватсон
разоблаченьем  сукам не грозят.

Да собственно и мне вся эта мря до фени,
когда в тиши могу сказать я: – Ай лав ю!..
Смотрю в морскую даль я снова с Ифигении,
в Кастрополе с тобой я снова кайф ловлю.

К причалу катерок прогулочный причалил,
до горизонта гладь морская, как слюда;
есть множество причин сегодня для печали,
для радости причин хватает не всегда.

Но жизнь, она есть – жизнь! И вьётся чаек вьюга.
Наверно, рыба там!  Летит бакланов нить.
Любимая со мной и есть два верных друга,
что надобно ещё, чтоб жизнью дорожить?

А золотой закат стоит над Мухалаткой,
и в бухте, как янтарь расплавленный, вода;
когда бы иногда жизнь не была бы сладкой,
ну, кто бы воспевал в стихах её тогда?

Бредём с тобой в тени ясновельможных пиний,
вороны на ночлег спешат к ним – шум и гам…
Подонков развелось, но есть ещё святыни,
которые им, всё ж, не по зубам.

А звёзды вразнобой бредут к яйле, мерцают
и так люминесцирует вода,
что вдруг в ночной воде увидишь рыбью стаю
и не забудешь после никогда…