ветреный май

В Е Т Р Е Н Ы Й    М А Й

Было спокойно и тихо.
На небе светила Луна. Звёзды на чёрном пододеяльнике неба путались меж собою яркими узорами созвездий, навевая вечность и мудрость на дремлющего под забором сторожа Ивана Макарыча по прозвищу Магарыч.
- Я знаю, кто ты, – не открывая глаз, негромко сказал Магарыч.
- Я тоже, - усмехнулся молодой человек в клетчатом пиджаке, присевший на корточках перед стариком.
- Ты знаешь, кто я? – величественно произнёс старик и приоткрыл один глаз.
- Нет, - снова усмехнулся молодой человек. – Я знаю, кто я.
- Не хватало ещё того, чтобы ты этого не знал.
Они помолчали.
Луна высеребрила землю, чеканно отметив чёрные силуэты кустов, дальнего леса, и ярко постелив на море лунную дорогу, перечёркнутую стройными свечами кипарисов.
- А пароль? – напомнил Магарыч.
Молодой человек сел прямо в пыльные лопухи и тихонько запел песню с грустным припевом:

Возьму я на зуб полулитровку
И выпью. Ты уж прости.
Я в вытрезвитель – как на Голгофу,
Готов свой тяжкий крест нести.

Припев: М-м-м-м-м-м…

Распнут меня на профсобраньи
И на поруки потом возьмут.
Но только тщетны все их старанья.
Ведь пропадёт их скорбный труд.

Припев: М-м-м-м-м-м…

Мне говорят, что лучше гриппом
Болеть и корью, но только я
На водку гляну секретным грифом (сердечным скрипом)
И стану пьяным я, как свинья.

Припев: М-м-м-м-м…

Не верю я в судьбу лихую,
Готов упасть со смеху я.
Никто от пьянства не застрахует,
Ни бог, ни царь и ни семья.

Припев: М-м-м-м-м-м….

Так вот, друзья, пойду и вмажу
На потный рубль своих трудов,
И, под забором видя, скажут:
Мне пионеры: «Всегда готов!»

Припев: М-…

- Хорошо поёшь! – задумчиво назвал отзыв Магарыч.
- Тогда пойдём.
И они очутились в моей квартире. Жена заставила их вытереть ноги и спряталась на кухне, где у неё стоял цветной телевизор.
Я закурил свои любимые «Палл-Малл» и с интересом посмотрел на вошедших.
- Кто такие? – наконец, сурово спросил я.
- Во даёт! – вытаращил глаза молодой человек. – Ты посмотри на мои залысины и заплаты на коленях! Не узнаёшь?
- Много вас таких здесь шляется, - уклончиво ответил я, пытаясь вспомнить, где же я видел старика.
- Наглеешь! – зашипел парень. – Это по твоей вине я такой.
- Что, я тебя раздел, что ли?
- Одел! Ты меня выдумал!
- Чем же ты недоволен? Давно бы уже переоделся, все мои герои так делают, не дожидаясь милостей от природы.
- Это писатель? – возмутился молодой человек. – Какой-то он непотребный. Юнец без опыта прожигания жизни. Вот Копейкина бы сюда…  Ну, да ладно. Какой ни есть – всё-таки писатель, хочешь – не хочешь, а считаться мне с ним придётся, ведь я его герой.
 - Так ты мой герой? – догадался я.
- Ага.
- Чего же ты из-под меня хочешь?
- Как это – чего? Ведь если я герой, то наверняка и действующее лицо. Что же мне действовать?
- Вовсе не обязательно действующее, - усмехнулся я на его некомпетентность. – Сам бы ты и действовал, вместо того, чтобы приставать ко мне… Ты, кстати, из какого рассказа?
- Кажется, из «Весеннего мая».
- Ну, сказал! Такого рассказа у меня ещё не было.
- Правильно, не было. Теперь должен быть.
- А ты мне что указываешь? Я не собираюсь писать никакого «Весеннего мая»!
- «Ветреный май», - уточнил Магарыч.
- Ну, это совсем другое дело! – вспомнил я. – Попробуйте с чего-то начать, я посмотрю, может быть пройдёт.
Он постоял минуту, молча уставившись на меня, потом встал в позу обиженного короля и фальшиво-официальным голосом обратился ко мне:
- Здравствуй, уважаемая Редакция! Пишет тебе… - здесь он замялся. И не мудрено: он ведь по правде не знал, кто он такой. Да и я этого ещё не знал. – В общем, пишет тебе хороший человек, по некоторым причинам – Инкогнито. Есть у меня два сокровенных вопроса: 1) Кто такой Маневич, и 2) кто такой я? Не есть ли я и Маневич – одно и то же лицо?

- Мой дорогой, - снисходительно потрепал я его за плечо. – Дорогой мой. Признаюсь одному тебе: я и сам не знаю толком, кто такой Маневич. Ты не похож на него внутренне, но это не значит, что Маневич не может явиться к читателю в твоём нелепом  образе. А сейчас мне надо идти на собрание. В соседней комнате – актовый зал. Там все собрались совершить акт. Пойдёмте со мной, собрание – это всегда очень интересно. А жена тем временем приготовит на стол.
Магарыч облизнул прокуренные усы и осторожно присел на краешек дивана.
- Чего садишься? – недовольно спросил я. – Я же ясно сказал: на собрание!
- Что, обязательно? – поёжился Магарыч.
- Хватит демагогии, пошли.
Магарыч со скрипом встал с дивана и поплёлся в соседнюю комнату. Там уже собрались. И нам остались только места в первом ряду. Странно выглядели мы на этом собрании: я в коротком полосатом халате с голыми волосатыми ногами, Магарыч в грязном зипуне и молодой человек без племени и роду.
- Вот этот тип, - ткнул я соседа пальцем в бок, - всегда сидит в первом ряду вместе с начальством, хотя сам всего-навсего инженер. Он надеется, что его заметят и куда-то выдвинут. А его не замечают. И напрасно. В душе он тоже большой подлец, пригодился бы. А я?! Вы знаете, кто такой я? – громовым голосом пророкотал я. Все испуганно обернулись на меня, думая, что я пьян, и начали шикать, не обращая внимания на мою леопардовую мантию и усыпанную сапфирами и бриллиантами корону. – Несчастные! Я царь персов Кир Ужасный и Великий. На должности шах-ин-шаха. Жена! Скажи им!
- Да-да-да! – протараторила жена. – Ты – Кир – Великий и Ужасный Кир, нет с тобой слады, хитрые греки трепещут по винным погребкам Одессы, считая тебя Зевсом или начальником ОБХСС. А я… А я… - задыхалась жена в парче и шелках. – Я – Кира, евойная женка, на должности шах-ин-мат, по-русски – шахиня. Тоже вам не подарок!
- А кто мы? – спросил, сняв пенсне, председатель месткома, надеясь на глупую шутку.
- Кто? Кто вы? Рабы и прихвостни, все сплошь лизоблюды и негодяи, шакалы в львиной стае! – (жена любила крепкое словцо).
- Э, негры! – крикнула она звонким голосом. – Отрубите голову ему… ему… и ему. Для целей наглядной агитации.
Приговорённые недоверчиво улыбались, поскольку им случалось видеть сердитых баб. Но когда в зал вошли голые эфиопы, они побледнели и задрожали.
- Если упадёте в ноги и головой сотрёте пыль с моих шлёпанцев – помилую, - пояснил я.
- И не подумаю! – возмутился Борисов, начальник отдела ЭВМ.
- Не подумает!? – полувопросительно-полуотрицательно произнесла жена. – Зря! Впредь нечем будет думать!
Два эфиопа схватили его, а третий чирикнул своим остреньким ножичком. Голова слетела, как всё равно и не росла на шее, а двое остальные бухнулись коленями в лужу крови и пухлыми губами припали к моим шлёпанцам.
- Штаны испачкаешь! – тревожно крикнула мужу жена председателя месткома.
- Уже испачкал, - буркнул какой-то остряк из инженеров.
- Уважаете силу? – ласково спросил я и добродушно потрепал их загривки. – Смотрите мне, служите на задних, как верные псы. И без этих, как их, интриг. А то – чик! И в дамках.

Сослуживцы с ужасом смотрели на пред.месткома и главбуха, стоящих на коленях их приятеля с записными книжками и глядящих мне прям в рот.
- Видите, как служить надо? – кивнул я на них. – Эй, негры! Тащите из комнаты мой трон!
Усевшись на трон, я подозвал экономиста Волосатова, знающего все кроссворды по всему древнему миру.
- Будешь моим визирем. Ошибёшься – сокращу наголову. Учти: визири, как и сапёры, ошибаются только раз. Ты видел, как у меня краснеют?
- Слушаюсь и повинуюсь, саиб, - молитвенно сложил руки Волосатов, и эфиоп вдел ему в ноздрю обручальное кольцо, снятое с окровавленной руки казнённого.
- Значица, так, - сурово и грозно продолжал я. – Как у нас с греками?
- А с греками так, - торопливо проворковал Волосатов, взяв из рук эфиопа опахало. «Ишь, ты, стервец, хочет карьеру сделать» – отметил я. – «Льстит, стервец!»
- Налоги не платят, прибыли скрывают. Торгуют левыми товарами направо и налево. Надо бы разослать повестки.
- Взятки дают?
- Исправно… Тьфу. То есть давать-то дают, но мы категорически отказываемся, хотя зарплата маленькая, а жить очень хочется. Словом, мерзавцы! – заключил он про кого-то.
- Смотри мне! – погрозил я пальцем и показал образно обрезание головы. Приём «секерим-башка». – А, может, нападём на греков?
- Нет смысла. Позавчера их завоевали древние римляне.
- Что ещё за римляне?
- Пока точно не известно. Полагаю, что это части группы «Центр».
- Слышали? – я положил трубку. – Римляне уже объявились, а мы ещё с греками не рассчитались!
- Разделаемся! – бодро пообещал главбух.
- Только без головотяпства! – главбух вздрогнул. – Привыкли к авралам и пожарам! Теперь будем работать ритмично. Замом назначаю жену. Смотрите, у неё нрав крутой. Кто её не послушается - чирик! Или, кто переусердствет. Слишком приблизится – чирик! Слышишь, бляговерная? – оскорбил я её недоверием, – будешь прелюбодействовать – брошу к собакам!
- Да, мой повелитель! – опустив глаза, сказала хитрая моя супруга.
- Подойдите сюда, - подозвал я магарыча и молодого человека. – Я придумал. Отправляемся на разведку в Рим. Попытаемся пропихнуть этого молодого оболтуса в Сенат и со временем сделать его императором. Вопросы есть?
- Как же меня будут звать? – спросил молодой человек в клетчатом пиджаке.
- Май Юний, - решил я, заглянув в календарь.
- А тебя?
- Меня? Кай Юлий, - ответил я.
- А меня? – спросил Магарыч,  опершись на берданку.
- Тебя? Маг… - произнёс я и обомлел. Теперь я понял, что это Великий Маг.

- Тебя никак не будут звать! – рассердился я. – Ты меня понял? Хотел надуть?
- Ладно. Не лезь в бутылку, - примирительно успокоил меня Магарыч (Великий Маг). – Всё будет тре бьен (тип-топ).
- Тогда поехали.

Наши истребители шли параллельными курсами, оставляя белоснежные шлейфы в густой синеве. Облака то медленно проплывали где-то внизу, то стремительно проносились навстречу совсем рядом, цепляясь клочьями и паутиной за крылья и инверсионный след, то круто уходили вверх.
Внезапно мы вошли в плотные облака и в салоне стало темно. Вспыхнул свет, и приятный голос стюардессы сообщил:
- Синьоры! Лайнер компании «Алиталия» совершает посадку в международном аэропорту «Древний Рим». Прошу застегнуть потуже ремни! («Fasten belts») и (and)  не курить («No Чmoking»).
В аэропорту нас никто не встречал, хотя кругом много шумели про какого-то персидского шаха. Мы трое были  одеты в одинаковые  серые плащи и шляпы, и переодетые агенты Интерпола сразу же упали нам на хвосты, подозревая в нас если и не мафиози, то, по крайней мере, контрабандистов контрабасов.
Нам пришлось угнать голубой паккард и два часа мы с рёвом отрывались от полиции, пугая экспрессивных римлян гудками клаксонов. Поздно вечером мы бросили паккард и вбежали под своды Колизея. Полицейские бросились за нами. Я был спокоен, зная, что ровно в полночь мы перенесёмся вглубь тысячелетий и оставим полицейских с носом, но ошибся: мы стояли посреди площади, а в тени колоннады послышалось шлёпанье чьих-то сандалий, и за нами выбежало десятка два самых настоящих легионеров.
- Приготовиться! – скомандовал я и обнажил автомат.
Наивные пращуры потрясали копьями и неторопливою трусцою приближались к нам.
- Огонь! (Файр!)
Со служителями порядка мы покончили за минуту, зато хоронить их пришлось очень долго. Бедняга Магарыч весь взмок. Потом мы переоделись в древнеримскую форму и долго катались от смеха, гулко отдававшегося в Колизее.
Спать пришлось невдалеке от Колизея, на зелёном бугорке в ароматной траве, рядом с разным сбродом, психами и прокажёнными. Со мной пытался разговориться какой-то грек, уверяющий, что он христианин и попал сюда по недоразумению. Я посоветовал ему обратиться в Бюро пропавших вещей, отвернулся и заснул.
Спустился Туман и слизнул меня с бугорка, оставив Мая Юния и Магарыча наедине с Древним Римом, среди семи холмов Вечного города, в который ведут все дороги. Магарыч мирно похрапывал во сне, даже в своём волшебстве беззащитный перед моим могуществом, изъявшим новенькие автоматы и плащи.
Я же с Бессонницей и Туманом в одиночестве коротал свою ночь, ничуть не жалея о свирепой персидской шахине. Выдавшей себя за мою супругу. Эта игра была закончена, и женщина оставлена мною навеки и без судьбы. Я не скажу, что её съедят кровожадные тигры, отравят любовники, или поразит её сердце инфаркт Амура. Я знаю, что у неё просто не будет никакой судьбы.
Так размышляя, едва не забыл я, что это сочинение вовсе не обо мне, и не о моих жёнах, мнимых и подлинных, прошлых и будущих, а о Вечном Мае.
Солнце разбудило его, тронув тёплой ладонью пушистые ресницы. Май открыл глаза и увидел стоявшего над ним проконсула, римского полицмейстера.
- Хелло, Долли! – приветствовал его Май на чистейшей латыни.
- Привет, земеля, - хмуро поздоровался римлянин. – Ты, что, не знаешь, что на этом бугре помочилась волчица?
Май вскочил, как ужаленный, и принялся отряхиваться.
- А ты куда смотрел? – укоризненно спросил Май, напрасно пытаясь рассмотреть мокрые пятна. – Взял бы и прогнал её.
- Ты, что, спятил? – вежливо вытаращил глаза римлянин. – Это же было сотни лет назад!
- А, вот оно что… Тогда зря побеспокоился, приятель. Моча уже давно высохла.
- Я тебе повторяю: запрещена тут стоянка. А тем более – лежанка.
Рядом стоял уже крест с распятым на нём вчерашнем греке, нарушившим правила стоянки.
- А, ясно, - понял Май. – Вот тебе.
Он протянул  стражу три долларовые бумажки, но гордый римлянин ухом не повёл, презрительно глядя на небо.
Май понял свою ошибку, извинился и вложил в руку римлянину три золотых.
- Катитесь, - пожелал им страж счастливого пути.
Май обнаружил отсутствие автоматов и приуныл.
Магарыч тоже был не в духе, так как не мог вспомнить ни одного подходящего заклинания, и он плёлся за Маем, ругая про себя всех древних и современных писателей.
В полночь Май Юний стоял перед зданием Сената, размышляя, как бы туда пролезть. Сторож оказался глухим и слепым, и поэтому не брал взяток.
- Пном-Пень, – определил Магарыч. – Пень-Пнём.
На Сенатскую площадь выбежала серая кошка и что-то мурлыкнула.
- Пшла, брысь, - задумчиво пихнул её Май Юний.
- Не пихай, - посоветовал Магарыч. – Это разумный кот.
- Не заливай, Магарыч, - рассеянно отозвался Май.
- Сейчас Копейкин придёт, подтвердит, - обиделся кот.

Май Юний посмотрел коту в глаза. В них светился разум. Но и Май был не лыком  шит.
- Что будет, если кота в мешке коту под хвост? – быстро спросил он у кота. – Не думать!
- Не знаю! – удивился кот.
- Какой же ты разумный? Если и Копейкин такой же разумный…
- Мы этого не проходили.
- С тобой всё ясно. Как зовут-то тебя, Федей?
- Нет. Барханом.
- Бархан? Прелюбопытное имя для кота. Разумного, конечно. Скажи,  куда делся писатель?
- Это Великий и Ужасный Кир?
- Он самый.
- Пропал в Тумане.
- Тебе бы да в цыгане, кот. А где твой Копейкин? Может, хоть он окажется разумным.
- Слышишь, идёт Копейкин. Только его надо теперь звать не Копейкиным, а Барсуком.
- Зачем?
- Так надо.
Из-за угла древнеримской походкой вышел Копейкин, одетый в пижаму и фетровую шляпу.
- А привет, - кивнул он всем и подмигнул Магарычу.  – Сколько лет, сколько зим?
- Я работаю под сторожа, - намекнул Магарыч.

- Ладно, знаю, предупредили, где следует. Я принёс вам автоген, будем вырезать у Сената задний проход.
- Приступим, пока не скрылась луна.

Римляне нашли Мая в Сенате и избрали цезарем, говорят, предлагали ему место Папы, но Май отказался, опасаясь, что это возложит на него какие-то семейные обязанности. Верноподданные организовывали против Мая Юния Цезаря всяческие заговоры, пытались его убить, а ему приходилось все свои силы расходовать на раскрытие их, весьма запутанных, и на линчевание патрициев. Иногда всё же он находил время и поучал Лукреция о природе вещей.
Вечерами Май сидел в пивной с Магарычем и сосал пивцо, рассуждая о глупости всех писателей, выдумавших мир Древнего Рима. Он не верил, что Рим и в самом деле был.
Однажды ночью, когда светила новая Луна, и коринфские колонны отбрасывали длинные тени, к нему подошёл небритый мужик в обезьяньем тулупчике и, дыхнув имитатором перегара, назвал пароль:
- Салют, Миша! Скоро выпадет снег!
Май допил пиво и вместо ответа икнул.
Небритым мужиком был я.
Мы сели в кустах дрока, и я вытащил из дипломатки три бутылки портвейна.
- Толково! – восхитился Май и понюхал жёлтые цветы. – Только вот что, ты мне скажи, писатель, зачем я тут?
- А я почём знаю? Думал – станешь императором, может, из тебя толк выйдет, совершишь что-нибудь великое, сам прославишься и меня прославишь. А ты ерундой занимаешься.
- Попробуй тут, соверши что-нибудь. Вчера какой-то хам пытался ишака затащить, пришлось приложить руку. Хотел как-то после обеда завоевать Карфаген, но у них там или родственники, или знакомые, не разрешают. А какой-то фанат орёт из-за двери: «Разрушить, мол, Карфаген надо!» Я ему говорю: «Закрой пасть, римило, не видишь, конъюнктура не та?»
Май Юний Цезарь вздохнул и помолчал. Потом хватил стакан портвейна, утёрся рукавом и спросил:
- А теперь что делать будем?
- Смываться, - решил я. – Твой собутыльник Брут точит на тебя сейчас ножичек, хочет зарезать.
- Подлец! Я ему вчера подарил гильзу от «Смит энд Вессона». Не ценит царского внимания.
- А как мы туда попадём? – спросил многое понимающий Магарыч.
- Как надо! – отрезал я, желая поставить его на место. Потом смягчился и пояснил: - Здесь недалеко есть маленькая триумфальная арочка, под которую можно подлезть на четвереньках. И обязательно задом наперёд.
- Опасно, - покачал головой Магарыч.
- Ты и пойдёшь первым, - криво усмехнулся я.
Ребята допили портвейн, и мы пошли к арке.
Арка представляла собой три камня, расположенные наподобие стола. Подлезая под неё можно было очутиться у индейцев.
Первым полез Магарыч. Он встал на четыре и начал пятиться под арку.
Не успел он пролезть и наполовину, как вскрикнул и вылетел обратно, два раза кувыркнувшись.
Я приподнял левую бровь, взял щит и бросился под арку нормальным ходом. Удар пришёлся по щиту, и индеец, схватившись за ногу, запрыгал от боли, издавая нечто среднее между воинственным кличем и обыкновенным матом.
 - Чего орёшь? – спросил я.
- Слушай, бледнолицый брат, - отвечал индеец, похожий на Гойку Митича. – Под этот камень заползают задом наперёд, ты, что, забыл, что ли?
- Не забыл, - ухмыльнулся я. – Просто я стою  и раком выше условностей.
В это мгновение показался Магарыч. Я  помог старику выбраться из-под камня и налил ещё один утешительный стакан вермута. Индеец знаками тоже попросил налить, но я отрицательно покачал головой, поскольку знал, что в 2892 году будет издан закон, запрещающий спаивать людей прошлого, настоящего и будущего в целях сохранения генетического пула.
- Жмот, - сжал губы индеец.
- Как тебя звать? – спросил его выползавший из-под камня Май.
- Винни-Пух, вождь алкачей, - гордо произнёс Митич и сделал соответствующие жесты.
- Друг белокожих? – уточнил Май.
- Бледнолицых, - поправил с неловкостью Винни, вспомнив про свою дурную привычку встречать пинками пришельцев из будущего.
- Чего же ты пихаешься? – поворчал Магарыч, потирая ушибленное место.
- У нас карантин, - соврал Винни-Пух.
- Не годится, не годится, - решил я. – Это чёрт знает, что. Сейчас появится Пором Пом-Пом.
- Это что за зверь? – удивился индеец. – Сколько живу в прериях – такого не встречал.
- Это не зверь, - пояснил я.
- Вождь?
- Не вождь.
- А кто же?
- Откуда я знаю? – взорвался я. – Что вы ко мне пристали? Появится – увидите.
В это мгновение появился Пором Пом-Пом Неописуемый. В самом деле, при взгляде на него невозможно было точно сказать, что же он такое. Даже на Никсона, а тем более на Юждина, это чудо не было ни капельки похоже.
Оно было не очень маленькое и не очень  большое. Не зелёное и не красное, не чёрное и не белое. Не сердилось и не смеялось. Не плакало. Было и не разумным, и не глупым, и не человеком, и не зверем. И даже того, что оно появилось, сказать было точно нельзя.
Поэтому, поглазев на Пором Пом-Пома две минуты, мы начали зевать и заснули.
Через пять минут разбудили нас Барсук и Бархан, оба голодные и оборванные. Вини-Пух накормил их колбасой и сливочным маслом. Май хотел показать им Пором Пом-Пома, но его уже явно не было.
Вини-Пух чутко прислушался, присмотрелся, принюхался и прошептал громко:
- А вы знаете, джентльмены, мы уже не в нашем времени.
- А где же? – теряя изо рта колбасные крошки, спросил Барсук и вытаращил глаза. Разумный кот подобрал крошки и проглотил их.
Все дружно посмотрели на меня, но я, как ни в чём ни бывало, улёгся на траву и, глядя в бездонное голубое небо, закурил любимые сигареты «Палл-Малл».
- Слушай, писатель, - угрожающе подошёл ко мне Май. – Что это за шутки?
- Это эпоха варваров и падения Рима. Тебе  предстоит найти принцессу Улиссу фон Принцип. Дочь короля Унгрена, - ответил я и исчез в Тумане.
- А что я буду делать здесь без своих бизонов? – кинулся в Туман индеец. Но туман щёлкнул его по лбу задним копытом и уцокал высоко к облакам. А мне было наплевать на судьбу американских индейцев. Раскопавших томагавки на тропе времени. История – это не добрая нянька, спешащая менять пелёнки за первобытными народцами. История похожа на маляра, разрисовывающего стенку, исписанную останками людей. Она закрашивает целые эпохи, и разрисовывает их так, что и мама родная их не узнала бы. Здесь применима метафора о боге, уродующем черепаху. Вот поэтому-то вместо меня возНик уникальный негр Том, который сразу же пошёл на юг, в Африку, не обращая внимания на возмущённые крики моих друзей.
Только отойдя десять километров, Том присел на пенёк, достал из корзины кусок украинского сала и, вцепившись в него крепкими, белыми, как сало, зубами, подумал:
«За нами – будущее».
Май Юний переоделся в варвара и приказал себя называть королём Майклом Первым Индифферентным. Они договорились, что Майкл разыскивает себе подходящее королевство и свою будущую невесту Улиссу фон принцип, дочку варварского короля. Свита короля Майкла была невелика и состояла из сторожа Магарыча, индейца Винни-Пуха, Барсука и разумного кота Бархана.
Не успели они доесть колбасу, как к ним подъехал мужик в шапке с рогами. Майкл чуть не подавился со смеху, но вид огромного меча, волочившегося по земле, внушил уважение к всаднику.

- Эй, путники! – сурово крикнул рогоносец. – Здесь моё королевство. Кто вы?
Майкл вытер руки об майку и выступил вперёд, протягивая руку королю:
- Очень приятно. Я – король Майкл Первый Индифферентный. Ищу себе  королевство и принцессу впридачу.
- Ого! – обрадовался король. – Не хочешь ли мою дочку?
- Мне надо Улиссу фон Принцип.
- Она самая, - из кустов вышла похожая на Барбару Брыльску принцесса, сверкая ослепительной красотой.
- Удача! – подпрыгнул Майкл и сплясал с Винни-Пухом танец с саблями маленьких лебедей.
- Значит, согласен? – радостно подпрыгнул король фон Принцип. – Тогда скорее забирай её и чеши в замок.
- А куда  спешить? – начал было отнекиваться Майкл, но его уже сажали на трон.
Всё замерло и тихо пошёл снег. Он падал долго, оставаясь сединой в волосах Майкла и Улиссы. Потом снег перестал падать. Всё осветила Луна, в глазах у короля Майкла и принцессы Улиссы заблестели звёзды и снежинки, которые уже не таяли.
Но не было слёз.

+++