Старый кулон. Блошиный рынок

Тишинка. Прихожу сюда не раз,
Как только «Блошка» распахнет объятья…
Взгляни, какое пиршество для глаз!
Какое лакомство для чувственных приятий.

Старинных кружев порванных ажур,
Растрескавшийся лак змеиной кожи,
Слегка повыцвел пухленький амур,
И накладное серебро английских ложек…

Потрогать, посмотреть, поворошить…
Я – зрячая – пальпирую изнанку
Вещей, в них продолжает жить
Чужого тела жалкая обманка.

Перебирая украшений лом,
Нечищенных и патиной заляпанных,
Нашла эмалевый серебряный кулон
С двумя жемчужинами - голубую каплю.

А дома – золочёное нутро
Вдруг распахнуло сомкнутые дверцы
(От кнопочки, запрятанной хитро),
И обнажило схрон чужого сердца.

Два снимка нежных женских лиц:
Изысканный овал той, что постарше,
И робкий взгляд очкастеньких девиц -
На выцветшей картонке - фото младшей.

Мы встретились глазами - замер бег -
Кивнув друг другу, обнялись столетья:
Германия, война, 20-й век
И русское, шальное лихолетье.

А их зрачки в мои толкались сны,
В ушах свистели слов водовороты…
Мы знали, что друг другу не нужны -
В чужую жизнь распахнуты ворота.

Я их похоронила на Донском,
Уже семейном для меня кладбище.
Из плена выпустив, закованных тоской,
Их закопала под родною нишей.

И, говоря в молитве: «Упокой…»
Я кланяюсь иконам низко-низко.
Я и для них (неназванных) покой
Прошу у Бога, как для самых близких.