Оригинальность в переводе

                Из книги "Круг и бесконечность"


Alles vergaengliche ist nur ein Gleichnis, - этим стихом Гёте обозначена череда подобий в бытии. Каждое слово в этом стихе обладает особой весомостью и знаменательностью. Даже "ein" перестаёт быть неопределённым артиклем, намекая: всё преходящее – только одно из подобий, а что если есть и другие?

Стих отличается странной обратимостью, сосредоточенной в трёх буквах: nur. Стих можно истолковать в том смысле, что только всё преходящее есть подобие, а непреходящее, если оно есть, может быть, нечто иное. Стих может прочитываться и совершенно иначе: всё преходящее только подобие, значит, есть нечто большее, чем подобие, прообраз или непреходящее (одно необязательно совпадает с другим). Возможно и такое понимание: только всё преходящее есть подобие, частности – даже и не подобия, они вообще ничего не значат.

Немецкое "das Gleichnis" означает подобие, но также и притчу. Евангелие от Марка (4, 11-12): Euch ist's gegeben, das Gecheimnis des Reiches Gottes zu wissen: denen aber draussen widerfaehrt es alles durch Gleichnisse". (Alles Vergaengliche ist nur ein Gleichnis.)

"... вамъ есть дано вeдати тайны Царствия Божiя: онeмъ же внешнемъ в притчахъ вся бываютъ".

Итак, подобие – притча, обозначение тайного. Подобие принадлежит преходящему и выводит за его пределы (подобие только и не только).

Подобие неповторимо в своём отношении к прообразу. Ряд одинаковых подобий утрачивает такое отношение (подобия упраздняются, когда относятся одно к другому, а не к прообразу).

Прообраз неповторим по определению; иначе он превращается в подобие подобий.

Обратимость "nur" допускает и такую возможность: "Nur das Vergaengliche – alles – ist Gleichnis". Только всё преходящее есть подобие, или, по меньшей мере, каждое подобие преходящее.

Традиционный ответ на вопрос, чему подобно подобие, мы находим в философии Платона: вещь есть преходящее подобие вечной идеи.

"Марбург" Бориса Пастернака является переводом гётевского "Фауста" в большей степени, чем собственно перевод. В "Марбурге" есть совершенно гётевская строка: "Всё живо. И всё это тоже подобья". Вместо "только" здесь "тоже". Оно одновременно шире и уже. В связи с ним возникает тот же подспудный вопрос: всё это тоже подобья... чего?

Западный реализм утверждает, что вещи – подобия универсалий, мыслей Бога до сотворения мира (аналог платоновских идей). Для западного номинализма универсалии – только имена (названия) вещей. Стих Гёте – загадочный синтез реализма и номинализма. Стих допускает идею над преходящим подобием, не называя её, то есть ставя под вопрос её существование.

Через рифму сопоставляются и совпадают Alles Vergaengliche и   das Unzulaengliche. Всё преходящее недостаточно, и недостаточно подобие. "Nur" превращается в обозначение, в усиление недостаточности.

Возникает перекличка между "nur" и "Ruh" в стихотворении "Wanders Nachtlied" (1780). Через пятьдесят один год мистический хор из "Фауста" вторит этому стихотворению и опровергает его. Для молодого Гёте всё преходящее заканчивалось исчезновением, покоем небытия (Ruh). За полгода до смерти Гёте открывает в бытии перспективу, хотя и проблематичную (nur).

Сопоставление "Alles Vergaengliche" и "das Unzulaegliche" приводит к перерастанию глагола "ist" в глагол "wird". Для Гёте глагол "werden" всегда был основополагающим и формировал миф становления:

Und solange du nicht hast
Dieses: stirb und werde!
Bist du nur ein trueber Gast
Auf der dunklen Erde.

Через "nur" "ist" перерастает в "wird", так как для Гёте становление выше бытия, оно и есть бытие, событие "Ereignis", которое только "nur" предвосхищено, предварено подобием, что подтверждается "nur".

Последняя сцена "Фауста" озаглавлена "Bergschluchten". Wald, Fels, Einoede – явная аналогия: Ueber allen Gipfeln.

Alles Vergaengliche подтверждается и согласуется с "Das Unzulaengliche". Напротив, слову "Gleichnis" противопоставлено слово Ereignis, которым увенчивается становление. Для позднего Гёте нет бытия, кроме события.

За пятьдесят лет до гётевского мистического хора Державин пишет своё последнее стихотворение "Река времён..." Это стихотворение предвосхищает "Alles Vergaengliche" и синонимично ему. Для Державина подобие преходящего само преходящее. Для него нет никакого обнадёживающего "nur". У Гёте "nur" – ограничение и одновременно выход за пределы подобия. Так у Ангелуса Силезиуса, "точечка" больше точки.

Мандельштам выводит релятивизм девятнадцатого века из строки Державина: "а если что и остаётся" (Осип Мандельштам. Слово и культура, Москва, 1987, с. 80). У Державина вместо "nur" "если". Его "если" сужает, ограничивает, обрекает на исчезновение в небытии. Анаграмма "если – "силе". Всё обречено силе небытия.

Примерно за пятнадцать лет до Державина Гёльдерлин завершает своё стихотворение "Andenken" строкой: "Was bleibt aber stiften die Dichter. Гётевскому "nur"  и державинскому "если" функционально соответствует гёльдерлиновское  "aber". Этим "aber" обозначено героическое противостояние Гёльдерлина преходящему.  Такое  "aber" сделало Гёльдерлина неприемлемым для Гёте, изолировало его среди современников, полагавшихся на пантеистическую гармонию преходящего.

За событием (Ereignis) у Гёте идёт Неописуемое (Das Unberschreibliche). "Неописуемое" есть средоточие западного мироощущения. Кантовское "Ding an sich" – Неописуемое. У Гёте Неописуемое совершается, делается (ist es gethan). Эта строка возвращает нас к началу трагедии. Библейский стих "В начале бe Слово" Фауст переводит: Im Anfang war die Tat".  Если в начале Неописуемое, переход от него к творению невозможен, но оно обрекает на действие, даже если действие бессмысленно и обречено державинской силе если. Такого рода действие – стихия западной культуры от исландской саги до Камю. В таком действии Неописуемого различие между осмысленной русской судьбой (суд бессмысленным быть не может) и немецким Schicksal, в котором Шпенглер слышит трубный глас... героического абсурда.

Подобие у Гёте преодолевается Неописуемым, так как Неописуемое не может быть подобием. Чему может быть подобно Ding an sich? Подобие так или иначе относится к слову.

Человек – подобие Бога, если Бог – Слово.

Человек подтверждает своё богоподобие, нарекая имена. Имя – подобие Слова. Имя Божье есть Бог, хотя Бог не есть имя.

Человек подобен Богу, как перевод подобен оригиналу.

Оригинал неповторим; если в переводе нет неповторимого, перевод не может считаться переводом, так как не передаёт главного в оригинале.

Если перевод неповторим, как оригинал, то перевод – оригинал, а не перевод. Так образуется круг неповторимого.

Одинаковое не переводится одинаковым. Подобие переводится подобием только тогда, когда в том и другом подобии распознаётся прообраз.
Прообраз неповторим в каждом своём проявлении. Подобие относится к прообразу лишь в своей неповторимости. Перевод сам должен стать оригиналом, чтобы передать оригинал.

Для Адама собственными были все имена, которые он давал тварям. Поэзия превращает имена нарицательные в собственные. "Alles Vergaengliche", "das Unzulaengliche", "das Unbeschreibliche" у Гёте – собственные имена. Эти имена увенчиваются именем "das Ewig-Weibliche".

Подобие женственно по отношению к прообразу. Творение женственно по отношению к Творцу (Песнь песней). Творение обращено к Творцу своей женственностью. "Weiblich" включает в себя "ewig". Таков звукознак, заумь собственного имени.

Hier, hinan – здесь, в раю, куда устремлена вечная женственность: река времён в своём стремленье...

Восточно-христианское имяславие соединяет номинализм и реализм в почитании Божественного Имени. Имя "Христос" – истинный перевод с Божественного на человеческий язык, перевод, в котором не может не присутствовать Сама Божественная Сущность, не исчерпывающаяся, впрочем, даже самым совершенным переводом. Истинный перевод – собственное имя, неповторимое в своём подобии Божественному имени.

3.10.1992.