Сквозь боль и слёзы

Страдая от недуг, чужие лечит,

Это, так сказать, бывает в начале постижения и мистического пути. Нормальная Высшая Идея, зовущая иметь также и духовное измерение кроме плотского. Идея, ничуть не хуже любой другой частичной нравственности.

Потом как-то понимаешь... Как-то даже начинаешь ощущать всем своим существом, что ты живёшь не автономно, а в обществе таких же как ты людей, в одном на всех информационном, психологическом, эмоциональном пространстве, это вроде постоянно окружающего тебя фона, вроде того, как пишет о России Набоков, хоть вот в стихотворении "Мне чудится в рождественское утро мой лёгкий, мой воздушный Петербург". Вот, например, ты остался существовать, а ничего того замечательного, первой любовью любимого, что тебя окружало, больше нет. Тебя что, по-твоему, начнёт окружать что-либо значительно лучше того, что было? Или тебя вовсе ничего не будет окружать? На что будут направлены твои побуждения, откуда ты будешь брать впечатления? Вот Цветаева говорила, "Всю мою жизнь у меня единственный роман: с собственной душой". Она была страшно ожесточена и не выверяла логического и философского значения своих высказываний. Содержание собственной души Цветаева впитала из внешнего мира. Она, насчёт своего романа с собственной душой, писала в Эмиграции. Что ж, это могло быть, хоть и не вполне конечно, какие-нибудь внешние впечатления да должны были быть. содержание души Цветаевой сформировалось в старой России, теперь этой страны нет больше, вообще нигде, Цветаева в Эмиграции, крутит всё тот же свой бесконечный роман. Ты хотел бы тоже оказаться в такой Эмиграции и заняться романом таким увлекательным, или ты мне этого желаешь?

И пока ты находишься в этом самом пространстве - ты с этим пространством связан по типу сообщающихся сосудов. Без пространства нет тебя; субъективно для тебя самого - без тебя нет ни пространства, ни вообще ничего в мироздании.

А шикарно тобой стилистически выраженная идея "страдая от недуг, чужие лечит", так же опасна, как любая другая идея; и, может быть, особенна опасна теперь, когда какая-то пр'оклятая сволочь ходит по домам и рассказывает о совести и вообще о жизни. В "Войне и Мире" Льва Толстого есть сводная сестра Наташи Ростовой по имени Соня. Эта Соня, вообще-то, исходно была живая, со своим особым характером и духовным миром, эта соня могла духовно, личностно состояться. Но вместо этого она превратилась в воплощённую "совесть": увлеклась лёгкой, рассудочной, не требующей настоящей внутренней работы идеей, что всегда надо действовать в чужих интересах, потому что это хорошо, похвально, нравственно, тешит твоё тщеславие, позволяет тебе в ночных беседах с самой собой понимать себя с некоторой долей ожесточения выше, нравственнее всех остальных людей, и притом глубоко непонятой. А там и понимать нечего, сути-то личности, никаких переработанных своих собственнных впнечатлений нет, никаких нет сильных побуждений, и мысль только одна, пластинкой прокручивающаяся, да ещё вот ожесточение - впрочем, несильное.

Агата Кристи Ак   28.08.2014 03:43   •   Заявить о нарушении