Перестроечная смута

Февральской тёплой ночью мрак сгущён,
он властвует в оцепенелом лесе.
Лыжню ища на ощупь, тьмой смущён,
куда плывёшь ты в этой вязкой взвеси?

Внезапным хрустом вспугнут, не вскричи -
то дерева, заламывая длани,
мучительно ворочают в ночи
промёрзшими замшелыми телами.

Уже им в корни вколот тот раствор,
что через месяц-два вовсю забродит,
ну а пока, до тех грядущих пор -
не живы, не мертвы, а пьяны вроде.

Их предвесенний сон тревожен, рван,
наполнен призраками, тягостно похмелен.
Разбудит их очередной обман,
назойлив, звонок, солнечен и зелен...

И всё по новой:
здравицы весне,
круженье крон в туманце липких листьев,
там - буйство лета,
а ему вослед
крушенье неминуемое близко -
анабиоз -
кому-то страшный сон,
кому-то смерть: от порции наркоза,
от вьюжистых ветров под вой и стон,
от затяжного жгущего мороза...

А там, глядишь, опять
природы князь
наркотик обещаний в корни вбрызнет,
и заскрипят живые, шевелясь,
и - в новый круг
непостижимой жизни.

Февраль-март 1988