Картошка
Впервые я попал на картошку во время учёбы в училище, в возрасте 16-и лет. Что вам сказать. Если не считать пионерских лагерей с их же пионерским расстоянием, это было целое двухнедельное приключение со сверстниками, во время которого произошло множество событий. Постараюсь припомнить - если не все, то хотя бы те, что оставили неизгладимое впечатление в моём неокрепшем мозгу.
Поселили нас в школе – девочек в одном классе, мальчиков – в соседнем напротив, а классная руководительница жила в кабинете директора. Девочек и мальчиков было примерно поровну, но я не помню, что кто-то из нашей группы встречался между собой. В том возрасте девочки предпочитали мальчиков постарше. Наша классная решила оторваться первой и уже через пару дней она приходила в свой кабинет довольно поздно. Злые языки поговаривали, что смычка города и деревни произошла в том колхозе в лице председателя и нашей классной.
Естественно, что в отсутствие контроля решили оторваться и мы. Из мальчиков выделялся Володя, который уже успел пройти жизненные университеты в местах не столь отдалённых, и, наверное, поэтому единоглассно был выбран старостой группы. Классная надеялась на него, как своего заместителя, но на администрацию он не работал, а, наоборот, стал заправилой всех наших забав. Вот лежим мы в кроватях при выключенном свете, травим анекдоты и вдруг слышим стройный девичий хор: «Эгей, быки, чего вы встали?» Володя тут же разучил с нами ответку, которая была намного грубее и связанная с древней профессией и частями тела. Естественно, что сами мы бы не додумались так грубо шутить, но, видать, поддались влиянию бывалого товарища. Девчонки в ответ дали нам достойную кричалку, на что мы уже ответили матерно «это вам туда-то 42, ваша песня от винта», опять же под руководством Володи, в котором, кроме всего прочего, умирал поэт. Почему именно 42, никто не знал, но с тех пор эта цифра стала внутренней шуткой.
Вообще наше межгендерное воспитание происходило в таких антисанитарных условиях. Тот же Володя как-то под вечер, когда мы стояли и болтали возле сарая во дворе школы, спросил громко у девочек, кто бы с ним хотел пойти в сарай, ибо уже и он, и гнёздышко из сена в сарае тоже готово к приёму гостей. Девочки хором сказали, что они не такие, а вот та, которой рядом не оказалось, как раз такая. По-моему, в тот раз у Володи ничего не получилось. В другой раз я, будучи вышившим чуть ли не впервые, попытался по примеру Володи тоже кому-то что-то предложить, но помню только вылитый на голову одеколон, наверное, чтобы от меня исходил приятный запах. Правда, целоваться с другой девушкой куда-то за околицу бегал, но дальше этого дело не пошло.
Естественно, что после ночных похождений рано утром вставать на работу нам совсем не хотелось. Наша классная, которая и сама пришла под утро, пыталась нас поднять, но в ответ услышала от моего дружка Юрки, который качался, был рослым и выглядел старше своих лет: «А пошла ты...». Да, мы распускались постепенно. Помнится, уже в училище обсуждая перед директором наше поведение, она рассказывала: «Я прихожу их поднимать на работу, а в ответ слышу: «Уйди!»
Местное население относилось к нам несколько неприязненно. Так как наше образование было связано с музыкой, мы, а в особенности девчонки, любили петь хором. И вот сидим мы как-то после обеда в поле, и девчонки затянули популярную тогда песню: «А-а в Африке реки вот такой ширины! А-а в Африке горы вот такой вышины!» В ответ парочка местных вечнохмельных трактористов приложили картофелины к груди и по-простому шутили, что у девочек пока вот такой величины.
Но местную молодёжь наши девочки заинтересовали, и кто-то попытался заигрывать, на что получил резкий ответ наших "крутых". Нужно ли говорить, что вечером к школе пришла вся сельская молодёжь на разборки. Мы заперлись в школе и готовились к штурму. Юра кричал: «Не дадим, чтобы наших девочек чужие имели!» Мы с ним согласились и в конце концов отворили дверь и выскочили во двор, начав разбирать забор на штахеты. Местных было намного больше, они были старше и сильнее, но почему-то не вступили в драку. Почему – это для меня остаётся загадкой, ведь мы вконец обнаглели и Юрка сотоварищи в обнимку чуть ли не выталкивали местных со школьного двора.
Возможно, мы и получили уважение среди наших девчонок, но своей победой, по всей видимости, не воспользовались, ибо продолжали по ночам валять дурака: однажды мы набросили на себя простыни, изображая привидений и зашли среди ночи к девочкам, почему-то хрюкая. Испугать их нам не удалось, но от шума проснулась классная и мы галопом поскакали к своим кроватям. Естественно, когда она вошла, все уже «спали», накрывшись с головой.
Во время той «картошки» я впервые встретился с ребятами из Западной Украины, которые тоже приехали в колхоз помогать собирать урожай. Вообще в то время к «западенцам» в Центральной Украине было настороженное отношение, и мы их между собой называли «бендерами». Однако, познакомившись поближе, мы поняли, что они вполне нормальные ребята, а не какие-то инопланетяне, и наша настороженность исчезла. Мы даже играли с их девочками в бутылочку, и я до сих пор помню, как целовался с высокой красивой блондинкой, а Володя комментировал, что я это неправильно делаю. (Нет, чтобы сказать как правильно).
А вот именно работа в поле не запомнилась абсолютно. Помнится только наш отъезд и погрузка в автобус. Мы были вечноголодными студентами, а работа в колхозе была дармовая, и как некоторую компенсацию, некоторые из нас, и я в том числе, взяли натурой, т.е. сеткой картошки. Заметив это, председатель колхоза страшно возмутился, и в ответ мы высыпали всю «сворованную» картошку ему под ноги. Это был мой первый «картофельный» бунт.
Свидетельство о публикации №114082307320