Похвала Теодору Спану

Кто не возлюбил болезни своей, а в ней бытие предков и прежнюю смерть свою,
Кто не искусился вековым печалованьем и одряхленьем,
Кто не сочинил песни до того, как услышал пение,
Кто не разучился слушать и беречь услышанное от изречения,
Тот не воидет во храм тишины на прибрежье морском,
В его груди не задышит ветер, и хлеб не вздохнёт на зубах его,
Не увидит он прозелень травы в изразце речном и сосна не станет расти для него.
Как принесёт он осенние листья на шапке своей,
Не познавши печали предков, не переболевший их болезнями, не перепевший их песен в своих?
Как ему научить леса свои откликаться нашим новым именам,
А своих коз — протечь молоком ароматным по нашим
долинам?
С камнем в руке, с зеницею в ухе, жду пробужденья,
Обходя храмы на берегах эгейских, —
Воин, метнувший копьё за отметку жизни.
Качели над колодцем имен
В какие сны забредаешь, мой зачарованный взгляд, пока глаза мои спят?
Сердцу понятна усталость твоя по возвращении на этот свет
После омовения в горячем ключе на дне колодца с ледяной водой,
Где звёзды теряют отраженья свои. Сердце знает, но не скажет.
Что вы, глаза, словно псы бежите вперёд жизни моей, у неведомого воруя?
Кто пугает вас в чаще, что ныне — поросль? Могу ли испить из ваших ладоней
Завтрашний дождь? Вдруг в одно прекрасное утро проснусь,
А вас растерзали глаза из чужого сна? Девочка в белых носочках
На качелях золотых кос качается над вашим колодцем.
Струйками пара поднимаются к ней потонувшие имена,
Но она, в их суть не проникнув, играет ими, словно камушками,
И бросает обратно. Напрасно, глаза, ныряете ночью за ними,
Превращёнными в цветы. Я не ведаю, как из цветка сотворить слово.
Сердце знает как, но не скажет. И только девочка в белых носочках
Могла бы помочь нам, но не знает как, или не хочет знать.