Закатное окно теплу раскрыто...

*  *  * 


Дом стариков под ребристою крышей –
издали верностью теплятся мне
непозабытые, непозабывшие,
очи живые в открытом окне...
Знаю, что снова увижу на склоне
здесь, только здесь, начинавшихся дней
эту аллею грачиных колоний,
строй патриарший седых тополей.

Вымытый въезд из булыжного камня,
взятый зелёным гнездовьем в полон.
Стены и заросли родины давней,
полные гулких, зовущих имён.
Не умолкали деревья и птицы.
Гнёзда цвели среди клейкой листвы,
не уставали минуты светиться
под перезвон первозданной молвы.

С жаркой веранды плетённые кресла
из белокорых текучих лозин
в сад выносили – к читальне небесной –
под красноплодные ветки бузин.
Не было прошлого в мире без тени,
кроны-громады баюкали высь...
Жизнь раскрывалась – и чувство рожденья
непостижимее было, чем жизнь!




Лето по старому календарю


Где лёгкость шеи с лёгкостью ключицы
сливается замедленно и плавно,
в предплечье и в предкрылии родится
твоё дыханье, тайною представ мне.
Где узел русой тяжести рассыпан,
и осень на плечах горит и плачет, -
весь дом, как воздух, невесом и зыбок,
и свет нездешних сумерек прозрачен.

Закатное окно теплу раскрыто,
и лето в календарь ушло старинный,
где две недели молится из скита
о наших душах, слитых воедино.
Осенних чар и летних повстречанье -
две первые сентябрьские недели.
Проста ночная музыка венчанья -
вздыхают звёзды, клапаны свирели.




Романс



Всего лишь натюрморт - из луковки инжира
и книжицы стихов в тисненье золотом:
на столике кафе, посередине мира, -
чета простых вещей. Спасибо и на том!
Спасибо за узор прижмуренного солнца,
за полчаса пешком по склону сентября,
за то, что из окна гитары и червонцы
звенят и ворожат: "Сарэ, сарэ патря..."

Как будто - длится день, когда ты тоже пела
романс "Сарэ патря", и колоколец твой
вплетался в магнетизм сияющего тела...
Был ангел смугло-юн, был Амадей живой.
Лиловой смоквы плод подброшу на ладони,
а книжку дочитать не каждому дано.
По воздуху плывёт, в осеннем камертоне,
кленовый самогон, правдивое вино...