Страна аквамариновых стрекоз

                Они как дерзновение!
                N.N.


                [] фэнтези []


     ...Стрекоза, летящая сквозь темень!..
Что между ними общего, скорее, противоречие, - то, что любит, свет, игнорирует собой тьму - хлад и бесцветность второй половины дня, если считать, что день - это 24 часа цвета! Но нет: прозрачные ветрила крыльев, причудливый остов брюшка, глаз разноцветие возвещают утру о наступлении нового дня!


                <<>>
Я приметил её на опушке леса. Вернее, на солнечной стороне у горячих муровейников, где вкусный запах разносили ягоды и смолы, лопаясь от смелости и спелости, падая к вечно-зелёным можжевельникам, вплотную подходящим к кустарнику малины. Лесные стрекозы - иные - и по определению загадочнее и таинственнее. Первее всего возникает вопрос: есть ли здесь поблизости вода?.. Ведь переливаются, почти на уровне глаз, зависают. Они любят поплавки, соединённые леской, длину удила и солнцепёк у воды! Тихую заводь вдоль камышей, безмолвие у пологих берегов. Лес лишён таких богатств уже давно. Нет бриза - лишь рыжеватая трава на отлогих склонах, среди красных и белых стволов. Я достаточно хорошо помню здешние места - родина... Здесь, во глуби, никто и никогда не рыбачил и всплеск волн, некогда, не могли слышать даже старожилы, - куда ни глянь почти идеально-равнинная земля!..


      Моя мама в более молодые годы с кувшином или ведёрком, наполненным черникой, усталой, но довольной пленницей, брела, брела, - и её неизменно сопровождали лесные стрекозы! - до краёв ржи, до кромки полей, до деревянного домика, что был приютом для всех, кто переступал черту и вступал на территорию леса.


      Время меняет людей, затирает воспоминание, - так ветерок августа низводит на землю отцветание: шумит, вырывает даже лепестки поздних стеблеваний гибридных соцветий, сушит землю и раскачивает ковыль... Будучи ребёнком, я всего лишь любовался ловкостью и реалистичностью стрекоз, которых, к моему большому удивлению, поздним вечером бесцеремонно забирала тьма...


                <<>>
Годы моего отрочества - это пастбище на огромные расстояния. На исходе сезона, окончательно выгорало, уплотнялось и превращалось оно в Сахару. Пересыхали пресные родники. У обмелевших канав сбивались коровы, почти не двигаясь, стояли внизу, помня, что только здесь была спасительная вода накануне лета и ещё в середине июля. Воду, как самую жизнь, привозил трактор, поместив её в жёлтую круглую металлическую бочку. И вновь неким телепатическим чутьём, прознав слетались, слетались сюда стрекозы - на раскалённые края жестяных корыт. Бордовое светило угасало, уходило на оборотную сторону леса, предчувствуя ночь, резво, но царственно, спешили стрекозы.


      Августовская земля твердее, отдав плодам лучшие соки для вызревания. И всё же в чертах природы - от разнотравья до зверей - остаётся защитой и кормильцем, на пороге осени, последним пристанищем у перелётных птиц. Далеко их путь. А в оврагах уже скапливается сырость и влага. Вода - ток Жизни! Отсюда и солнце поднималось, из глубины. Омытое мировой водой, воссияло, высоко, над нами и не падает обратно в бездну...


                <<>>
Иногда ушлые рыбаки прибивались в наши места - на канавы и полевые озёра. Искусственные. Небольшие, но круглые, как правильная тарелка или миска. Разводили огонь. Ставили палатку. Подогретые солнцем, сидели на надувных лодках. Забросив снасти дремали всю ночь на середине водной глади, - так ловили рыбу. В этой явственной перемене в наших краях, окна затворялись на ставни: опознавательный и предупредительный знак для рыбаков, говорящий о том, что спиртного нет и не предвидится... Те нечастые исключения, когда спрос рождал предложения, я, честно говоря, и не припомню, хотя они, конечно, были. Иногда!

    Грек Агафон Вольдемарович спал во дворе, под небом, ложась прямо на траву, укрываясь звёздным небом лета, подклав под голову упругий свёрток - подушку - плащ непромокаемый, который почти торжественно вручил ему мой отец на случай внезапного дождя, разных штормов и передряг, могущих произойти непременно там, на поле, где его ждали тридцать коров и семнадцать овец.

(отрывок)