Глава двенадцатая. Блистанье молний, звуки грома..

    ГЛАВА   ДВЕНАДЦАТАЯ.

                Блистанье молний, звуки грома,
                Души взведённой непокой…


                1.

А Дух Святой в Руси держался!
Без патриарха плохо жить,
Но в небесах Господь остался,
И кто хотел ему служить,
Служил в лесах и на болотах
С великой верой и охотой,
Грехи свои одолевал,
И мир молитвенной заботой
В бессонном бденьи покрывал.
Святых – их много не бывает,
Во все века и времена
Стезя подвижника трудна,
Подвижник мучится, страдает,
Но свет спасительный на нём
Горит для всех живым огнём.


                2.

Такой подвижник жил в Сарове,
Духовным детищам своим
Дарил отраду в Божьем слове
Убогий старец Серафим,
Носитель горних откровений,
Без ложной страсти и сомнений
Убогим сам себя он звал,
И в те поры, когда в именьи
Поэт наш пьесу создавал,
А до того – бродил у моря,
Девиц ласкал, гулял и пил,
В театр на оперы ходил,
Угодник Божий был в затворе,
Ел сныть-траву, и сухари,
И бдел до утренней зари.


                3.

Не раз он видел Матерь Божью,
И видел ангелов святых,
И бесов видел всевозможных,
И гнать умел молитвой их.
Затвор был временем молчанья
Святого старца – в ожиданьи
Он жил времён и перемен,
Он раскрывал свое сознанье
В каморке между тёмных стен,
Но раз он сделал исключенье
Из правил строгих, и пустил
К себе того, кто посетил
Его в глухом уединеньи –
Вниманья старца попросил
Сам Государь Всея Руси.


                4.

О чём они вели беседу –
Того узнать никто не мог,
Но государь уж твёрдо ведал,
Что  близок, близок эпилог
Его верховного правленья.
Царя тревожили сомненья –
Он ведал «что?», и знал «зачем?»
Осуществить готов решенье,
Но «как?», «когда?» - того совсем
Не видел он, и пониманье
Не приходило… Он страдал,
И Бог ему известье дал
О Серафиме… Царь с желаньем
У старца выслушал урок,
Как сил набрать на эпилог.


                5.

В сентябрьский первый день столицу
Покинул царь. На юг с собой
Он пригласил императрицу.
Она характер гордый свой
До той поры уже смирила,
И предложенье оценила
Как шаг, весьма не рядовой,
И место ей готово было
В его карете путевой.
В виду отъезда царь молился,
Митрополита посетил,
Благословенья испросил,
Перед святынями склонился,
И убыл в город Таганрог,
Не назначая делу срок.


                6.

Он ехал, полон размышлений
О жизни будущей, иной,
Не тяготясь порой осенней,
Но ехал, кстати, не с женой –
Она чуток подзадержалась –
Иль потому, что не решалась
На двухнедельный диалог,
Иль что-то там еще вмешалось,
Но император в Таганрог
Один приехал поначалу.
Императрица заставлять
Супруга царственного ждать
По женской мудрости не стала,
И вскоре тихий городок
Царя с женою видеть смог.


                7.

Царь и царица проводили
Вдвоём и дни, и вечера –
Они друг другу всё простили!
И жизнь столичного двора
С его манерой напускною,
В которой сохнет всё земное,
А всё небесное – горит,
Теперь им виделась пустою,
А вот любви забытой вид
Явился им обоим снова…
Царь предложил поехать в Крым –
Она за спутником своим
Была последовать готова…
У двух людей немолодых
Был лучший месяц жизни их…


                8.

Но мы оставили героя,
А он в Михайловском сидел,
И на дворянство вековое
Свое с пристрастием глядел,
И чувством гордым наполнялся –
С любым вельможей состязался
Он в силе этой родовой,
И крепко в мысли утверждался
Насчет страны своей родной
О том, что  здесь писатель равен
Происхождением своим
Тому, кто высится над ним,
И по причине этой вправе
Главы с почтеньем не склонять
Пред тем, кто есть и власть, и знать!..


                9.

По сей причине он не видел
Себя не ниже, ни слабей
Всех тех, кто так его обидел,
Кто силой временной своей
Подверг поэта униженью –
Сам царь по этому же мненью
Не мог немилостивым быть,
Чтоб за неправое гоненье
Потом сатрапом не прослыть.
Идеи эти он не прятал,
И в письмах часто утверждал
Свой взгляд на жизнь – кто их читал –
Материал имел богатый
Для дум на тему: кто есть кто,
И верно ль скроено пальто…


                10.

Да-да, пальто! – Я не напутал
Тут ничего в своих речах  -
Что мы хотим пошить кому-то,
Потом на собственных плечах
Носить придётся непременно –
Закон сей прост, и в жизни бренной
Его не любят замечать –
За плод позывов сокровенных
Кому охота отвечать?
А наш поэт не отличался
От большинства людей иных.
И на путях земных своих
Он очень часто устремлялся
В сужденьях, мыслях и делах
К тому, что может вызвать крах.


                11.

Тут я чуток сгущаю краски,
Но это надо понимать, -
И дальше можно без опаски
Моё творение читать…
Та осень Пушкину открыла,
Что в дни, когда позолотила,
И цветом красным обдала
Природа лес и рощу, сила
Его, как гения, росла –
Он вдохновеньем наполнялся,
И сказ о том, как Годунов
Познал крушение основ,
В уме поэта облекался
Такой гармонией чудной,
К которой нет стези простой.


                12.

«Онегин» тоже подвигался
Весьма неплохо – сельский быт,
Которым Пушкин напитался,
С которым был теперь он слит,
Стал для романа основаньем.
Понятья, мысли и страданья
Поэт выдумывал, но фон
Его прекрасного созданья
Был на картину нанесён.
С палитры местных впечатлений
Не зря тригорский добрый клан
Своим считал его роман –
Так много чувств и настроений,
И замечаний бытовых
Вмещал поэт в короткий стих.


                13.

Насчет Европы…  Я замечу –
Он к ней в то время охладел –
Был аневризм его не лечен,
Но некий доктор оглядел
Поэта нашего строенье,
И снял худые подозренья
О смертоносном ходе жил,
О чем поэт без сожаленья,
И без восторга доложил
В посланьях дружеских. На жилу
Надежда кончилась – она
Сей жилы лживая  струна, -
Благого дела не свершила,
И слава Богу! – Низкий ход
Не красит гения полёт!


                14.

В делах любовных жизнь героя
Не знала крупных перемен,
Хотя заметим, что застоя
И мозговых, и чревных вен
Он избегал с большим уменьем.
В Тригорском новым увлеченьем
Алина стала – на неё
Неугомонное стремленье
Направил он в те дни своё.
Девица страстное вниманье
К своей персоне приняла.
Куда их чувственность зашла –
Догадка есть, но нету знанья,
Да и не нужно нам оно,
Будь это знание верно.


                15.

Прасковья Осипова в чувство
Родной племянницы своей
Не стала лезть – ей было грустно,
Но Пушкин, милый дуралей,
И холостяк, и лиры гений –
Ему ли меру поучений
В селе Тригорском назначать?
И даже в вихре настроений
Вдова скорей могла смолчать,
Чем объявить поэту что-то…
Он это чувствовал, ценил,
И с нею был особо мил,
И комплименты ей с охотой
Умел сложить из тонких слов,
Каких  не ведал город Псков.


                16.

Октябрьский дух поля оставил,
Ноябрь  вступил в свои права,
Поэт в трагедии исправил
Пером последние слова –
Итог трудов и вдохновенья
Принес восторг и облегченье –
Герой в ладоши крепко бил,
И «Ай да Пушкин!» в восхищеньи,
«Ай, сукин сын!» себя хвалил –
И вправду славной получилась
Его трагедия – она
Была, наверно, чуть сложна
Для постановки, но светилась
В ней искра Божия – сей свет
И составлял её  предмет.


                17.

Я тут не зря об искре Божьей
Сказал коротких пару слов –
Поэт в трудах стал выше, строже,
И был уже творить готов –
Такое он определенье
Дал сам тогда своим уменьям,
И пьесой это подтвердил –
Духовный взлёт, мораль, прозренье
В глубинный мир народных сил,
Смешенье тьмы и света в каждой
Душе, пришедшей в мир земной –
Все это вязью записной,
Чернилом на стезе бумажной
Он мог, как кистью Рафаэль,
Теперь попасть в любую цель.


                18.

Покуда Пушкин веселился
В конце исполненных трудов,
Царь на прогулке простудился,
Хотя особых холодов
В Крыму и не было – болячку
Он получил, затеяв скачку
Верхом в седле перед женой –
Царь и оделся не удачно,
Скакал с открытой головой –
И заболел…  Болезнь сначала
Тяжелый вид не приняла,
И пара царская смогла
До таганрогского причала
Со свежим ветром по воде
Доплыть без мыслей о беде.


                19.

Болезнь уняться не спешила,
Но к смерти тоже не вела.
Бог весть, как дальше б дело было,
Но в ночь с десятого числа
Царь принял унтер-офицера
С доносом – тот раскрыл примеры
Того, что всюду по полкам
Царя, отечество и веру
Пустить готовы по рукам.
Масштабы фактов поражали.
Царь не поверить им не мог.
Он всех  смутьянов под замок
Обязан был закрыть!.. В печали
Правитель слёг, и пессимизм
Сдавил ослабший организм.


                20.

Едва ли полную неделю
Царь пролежал в полубреду.
Перед супругою в постели
Он плохо пил, не брал еду,
В себе всё глубже замыкался,
И преждевременно скончался.
Лейб-медик тело осмотрел,
И в заключеньи расписался:
Мол, умер, остро мол, болел…
Но доступ к телу для прощанья
Не дали… Город Таганрог
Не постоял у царских ног –
Свинцовый гроб с великим тщаньем
Запаян был, и в град Петров
Ушёл под мерный стук подков.


                21.

Царица гроб не провожала,
Домой отправилась одна,
И ей в Белёве плохо стало.
А дальше!.. дальше – жизнь чудна,
Но смерть порой еще  чуднее –
Болезнь  нежданная над нею
Свои расправила крыла,
И ночью, телом холодея,
Она бесшумно  умерла,
И тоже не было прощанья,
И труп, который в гроб попал,
Никто вблизи не повидал,
Но было некое шептанье:
«Не та, не та в гробу легла,
Хоть схожи, будто бы, тела!»


                22.

Едва неделя от кончины
Царя-искателя прошла,
Как матерь Божия лучину
Перед избранником зажгла:
Саровский старец зрел в смятеньи
Святой Владычицы явленье,
С ней были Петр и Иоанн,
И получил он повеленье
Открыть затвора строгий стан,
И принимать людей болящих,
От всякой язвы исцелять,
Заблудших – словом вразумлять,
А верой истинной горящих –
В один пучок объединить,
И Богу место сотворить.


                23.

И люди хлынули, желая
Дары от старца получить,
И Серафим, не отступая
От повеленья, их лечить
И наставлять к спасенью взялся.
Как только он не открывался
Перед людьми в своих трудах! –
И с делом каждым он справлялся,
Но вот однажды на конях
Перед избушкой офицеры
Остановились, слезли с них,
И встали… День был мирен, тих.
Старик не вышел. Через двери
«Ишь, что удумали! « - сказал,
И что-то молча делать стал.


                24.

Теперь – эпоха Интернета,
И в полминуты нам дано
Узнать, куда летит планета,
Где правды прячется зерно,
Кто – жив,  кто – умер, кто – родился…
Мир замечательно открылся
(Не будем тут о минусах),
И если б нынче я томился
В псковских, иль муромских лесах,
И там при помощи вай-фая,
Иль некой выдумки иной
Компьютер самый доходной
Меня б спасал – его включая,
Себя я мнил бы в колесе.
К которому причастны все.


                25.

Но что вай-фай! – Тогда  газета
Порой диковиной была –
Весть таганрогская к поэту
За десять дней с трудом дошла.
Признаем с легким огорченьем:
Он не изведал сожаленья
От вести траурной – она
С мечтою об освобожденьи
Была тотчас сопряжена,
И эпиграммой о дороге,
В которой жизнь царя прошла,
И никуда не привела,
А только – к смерти в Таганроге
Подвёл писатель наш итог
Делам Искателя Дорог.


                26.

Поэт немало оживился,
Друзьям письмишки сочинил,
И в них мечтою поделился
О том, чтоб царь его простил…
Царём он видел Константина,
И царства нового картину
Уже в уме он рисовал,
И не был наш герой единым,
Кто так в те дни располагал
Событий ход в своем сознаньи…
О том, что Константин никак
Не думал брать державный знак,
Что царь усопший в завещаньи
Власть Николаю отдавал –
Того никто почти не знал.


                27.

Тут Милорадович встряхнулся!
Зачем герой и генерал
От Николая отвернулся,
И Константину пожелал
Отдать и трон, и всю державу?
Не знаю я… Но это право,
Имея тысячи штыков
Он ощутил, и очень браво
Едва ль не всех больших чинов
Привел к присяге Константину…
Что ж Николай? Ведь он-то знал,
Что он – преемник. Он – молчал,
Он и пылинки не подвинул,
Чтоб свой восставить интерес
Напротив Божиих небес.


                28.

Так все запуталось без меры –
Сам Николай присягу дал,
Как подобает офицеру,
О том, что брата он признал
Своим царём… Но из Варшавы
Пришло письмо, и в нем от права
Быть на престоле Константин
Давал отказ, и царской славы
Теперь достоин был один…
Один! Тогда и завещанье
Явилось сразу в двух местах,
И в нем на гербовых листах
Прочли прилюдно пожеланье
Царя покойного о том,
Кому возглавить царский дом.


                29.

Какое время для восстанья!
Какой удобнейший момент
Вдруг объявить свои желанья,
И силы вставить аргумент,
Покуда кто-то растерялся,
И до конца не разобрался,
Откуда что куда течёт,
И до конца не догадался,
И не пресёк переворот!
Меж тех, кто к тайнам был причастен,
И кто с колен мечтал восстать
Промчалась весть: не присягать
На верность новой царской власти! –
Пришли иные времена –
Русь просыпается от сна!


                30.

Покуда царские вассалы
Мятеж хотели упредить,
И Дибич с кучкой генералов
Стремились Пестеля схватить.
В самой столице выступленье
Вовсю готовилось – по мненью
Его идейных вожаков
Они могли бы настроенье
Солдат гвардейских всех полков
Переменить на пользу дела –
Солдату можно объяснить,
Что меньше будет он служить,
И за одно за это смело
Туда солдатушки пойдут,
Куда их твердо поведут.


                31.

Поэта чувства наполняли –
Он тоже что-то ощущал,
И не имел в душе печали,
И перемен в судьбе желал,
И так взыграли в нем стремленья,
Что он дерзнул без разрешенья
Столицу как-то повидать.
Конечно, были и сомненья,
Но утром пару запрягать,
А перед этим в путь собраться
Слуге он с вечера велел.
Тот возразить ему не смел,
Но к ночи с чертом стал вязаться –
Горячка белая слугу
Связала в крепкую  дугу.


                32.

Упорства нашему герою
Не приходилось занимать –
Не получилось со слугою?
Что делать? Правильно! – Менять! –
И пусть другой слуга – похуже,
И на дворе под утро вьюжит –
Все это можно пережить,
Тому, кто с твёрдостию дружен!
Поэт упряжку заложить
Определил, и в путь пустился,
Но тут, как будто бы назло,
Попа навстречу принесло –
Герой наш духом взбеленился –
Известно всем, что встречный поп
Делам фартовым – крест и гроб!


                33.

Поэт к поповскому сословью,
Как вам известно, не пылал
Благоговеньем и любовью,
И тут он духом вовсе пал,
Насчет попов примету зная…
Возница, кнутиком играя,
Поддал маленечко коням!..
И заяц вдруг перебегает
Дорогу пушкинским саням,
Потом – второй, а вскоре – третий!
Как есть схождение планет,
Так есть схождение примет.
Недобрый знак не всяк приметит,
Но расскажите, как пройти
Помимо злых примет  -  пяти?!


                34.

Поэт печальные знаменья
Со страхом свёл в единый ряд,
И сани с горьким настроеньем
Поворотить велел назад.
Но дома грусть его отпала –
Его и  нянька утешала
По древней мудрости простой –
Мол, не судьба  ль тебя сдержала?
Не рвись, не мучайся, постой! –
Глядишь – еще перевернётся
Добром терпение твоё! –
Поэт глядел на вороньё –
Оно перед закатом солнца
Кружилось в небе, а потом
Пошёл с прогулки в тёплый дом.


                35.

Помимо няньки утешенье
Опять нашел у Ольги он,
И появилось настроенье.
Хоть не был наш герой влюблен,
А просто… Просто развлекался,
От мыслей лишних забывался,
И через парочку деньков
Вдруг у него сюжет связался…
Ещё два дня – и был готов
Его работы вдохновенной
Занятный плод, искусный плод –
Кто «Графа Нулина» прочтёт,
Тот согласится непременно,
Что гений даже анекдот
В шедевр творенья возведёт.


                36.

Покуда наш герой в тетради
Стихи о Нулине писал,
И в них схожденья, шутки ради
Его с Тарквинием искал,
И размышлял, как ход событий
Великих даже,  с чьей-то прытью
Быть может связан, (и – пустой!),
И что из бед возможно выйти,
Найдясь пощечиной одной,
В то время к площади Сенатской
В столице двинулись войска –
То заговорщиков рука
Водила массою солдатской
Под обещание свобод,
Которых, будто б, ждёт народ…


                37.

Солдаты выслушали враки
О Конституции – она
Женой царя в законном браке
Была при этом названа –
Уже тогда к Великой цели
Нас предводители хотели
Любыми средствами вести,
Потом мы в этом преуспели –
Доныне способ сей в чести
И на Руси, и на Украйне –
Не говорю о тех, кто зол –
В душе готов на произвол,
Готов на шаг циничный втайне
И тот, кто честен, вроде, был,
И тот, кто блага нам сулил…


                38.

Царь Николай не думал кровью
Скреплять восшествие на трон –
Чтоб знать противников условья,
К ним Милорадовича он
Послал, а вслед – митрополита…
Ни с губернатором сердитым,
Ни со святителем седым
Никто полемики открытой
Вести не думал – выстрел…   дым…
И генерал смертельно ранен! –
Каховский грех с героя смыл,
Свою же душу погубил,
И пулей глупою восстанье
Необратимым сделал он
К несчастью двух его сторон.


                39.

Когда царю всё стало ясно,
И понял он восстанья цель,
Ему пришлось приказом властным
Артиллерийскую шрапнель
Пустить на дело усмиренья
Неподконтрольного теченья.
Картечь плоды свои дала,
И необузданное рвенье
За час – не больше – уняла.
Войска в казармы возвратили –
Без ружей – так оно верней,
И в пару следующих дней
Всех заговорщиков схватили,
А чтоб сбежать никто не смог,
Их взяли в крепость под замок.


                40.

А где бы наш герой явился,
Когда б в мятежный буйный час
Вдруг в Петербурге очутился? –
Пусть скажет мне любой из вас!
Куда бы он бегом – не шагом
Примчался выставить отвагу
И дерзость вечную свою?
Перо он взял бы, и бумагу,
Иль стал участвовать в бою?
И в доказательство уланам,
Он, буйный штатский критикан,
Резвее был бы, чем улан –
Он бесновался б перед станом,
И разрядить свой пистолет
С Каховским вместе мог поэт!


                41.

Вот вам, друзья, и объясненье
Горячки, зайцев, и попа –
Господь подал ему спасенье.
Десница Божья не глупа,
А глуп, быть может, кто смеётся
Тут надо мной, кому неймётся
От размышления о том,
Как Бог с приметами сойдётся?
Где – суеверий мутный ком,
А где – Господь! А я отвечу:
Скажите, как предупредить
Того, кто должен, должен жить,
Кто искрой Божией отмечен,
Но Дух Творца пока не чтит?
Пусть зверь его предупредит!


                42.

Да-да! И так порой бывает,
Что зайца, белку, иль быка
Господь с улыбкой отправляет
Для вразумленья дурака –
Быть может, как-нибудь спасётся,
Пока понятий наберётся,
Покуда нянюшкин послед
С души его не оборвётся,
И вместо баек и примет
Познает он сиянье света,
И на дороге черный кот,
И поп, идущий в свой приход,
И масть цыганского валета
Ему покажутся слабы
В познаньи тонкостей судьбы.


                43.

Весть о восстаньи долетела
Довольно скоро до села.
Душа у Пушкина вскипела,
И паром по ветру сошла –
От неуспеха выступленья
Он загрустил, но облегченье
При этом тут же испытал –
Не зря! Не зря он заточенье 
Ввиду примет не покидал –
Теперь пришлось бы потомиться
Не меж холмов, не меж лесов, -
Теперь бы взвизгивал засов
Дверей какой-нибудь темницы,
Входил бы страж, главой кивал,
И пищу б жалкую давал.