Без хэппиэнда - продолжение

Машка шла в сторону дома, но ноги её не шли. Вот, думала она, ну, приду, мамка покормит, расспросит, поохает. А потом опять стена непонимания? Машке всё грезилось, что жизнь ее сложится удачливо, легко, все придёт само, исподволь. А мать знала только, как тяжело дается каждая заработанная копейка, и просила дочь особо не обольщаться. С этими мыслями Маша топала по скверу, народу было немного, все, кто хотел, уже добрались до работы. А кто не хотел, еще спали. Поодаль стоял, покуривая, мужичок. Он как будто и не ждал никого, потому что по сторонам не глядел, но и не уходил. Маха пригляделась. Ничего такой, седеющий лев на покое. И ей так неодолимо захотелось подойти к тому мужику, но она не знала, что бы можно было ему сказать, как заговорить. Она не курила, и стрелок сигарет из неё бы не вышел.
Слова выскочили сами собой: - А вы не подскажите, как пройти к переулку… такому-то? – она назвала один из тех, что проходила только что мимо. Он поглядел на Маху. Спокойно и без любопытства.
- Сдается мне, что у фройляйн нету никаких дел по означенному адресу, -  и кривовато улыбнулся. Маха вся вспыхнула. Как он сразу понял, что она подошла не спросить, а подошла к нему. Через паузу он поинтересовался как у старой знакомой: - Не завтракала? – Машка дёрнула плечиком, возмутилась панибратством. И уже хотела отойти, когда он вдруг сказал: пойдём, и, не оглядываясь, стал удаляться от неё по скверу. Шаги у него были скорые, и Маше даже пришлось припустить за ним, чтоб не потерять из виду. А он как будто знал, что она здесь, никуда не делась. Или просто гордо вышагивал наудачу. Машке было неловко и даже стыдно, что она побежала за незнакомым мужиком. Но отпускать его так не хотелось, что она уговорила себя, будто это такая игра. Ничего зазорного.

В конце концов, она поравнялась с ним, и, оказалось, что они уже пришли. Незнакомец нырнул в подворотню, а оттуда быстро прошел в подъезд во внутреннем дворе. Машка немного помедлила, испугавшись, но всё-таки вошла, побоявшись увидеть только закрытые двери, если замешкается. Жилище его было самое обыкновенное, холостяцкое, опрятное, но не слишком. Пыльное, но не особенно. Он прошел по паркету в одних носках и предложил ей пройти тоже. Машка с удовольствием скинула туфельки, красуясь маленькими аккуратными ножками как у ребёнка, но он даже не взглянул. Как обидно, подумала Машка.
Он по-быстрому сварганил глазунью – что же еще? Рецепт холостяка, с луком. И, наконец, представился. Маха тоже выдавила: - Маия, - потому что уже набила рот и с аппетитом, как и всегда, трескала угощение.

Время шло, тарелки были вымыты, и он заторопился по своим делам. Машка тоже встала, а как же? Но он на удивление ей сказал оставаться. Машка засомневалась. С чего вдруг? Или такой самоуверенный, вот, мол, могу себе позволить, великодушно приютить. Но и в этот раз ей не захотелось покидать его. Он же вернется вечером, ведь правда? Правда, сказал он.
- Тебе ведь некуда пойти? – спросил, и Машка радостно закивала, потом отрицательно замахала головой, потом просто соврала, мол, совсем некуда. Он как будто убедился, что она его выбирает, а что бесприютная – не верит. Ну, и черт с ним, проницательный.
Оставшись одна, Машка с наслаждением растянулась на старенькой тахте, покрытой ветхим гобеленовым покрывалом. Ей понравился запах этого дома, неяркие краски в интерьере и его староватость. Все было органично хозяину дома. Незаметно для себя Маша задремала. Ей не снились сны, ей было спокойно и хорошо.
Вечером он пришёл очень поздно и хорошо навеселе. Машка пуганулась, но совершенно напрасно. Он весело нёс какую-то околонаучную околесицу и даже был милее трезвого. И сам отправился вовремя спать на кухню, безо всяких намеков с Машкиной стороны. Она приказала себе наутро поговорить с ним, сказать, что не хочет стеснять. Но наутро он ушёл еще раньше прежнего, разговор не состоялся, а вечером он закатил ей домашний ужин и предложил уже всерьёз пожить у него, немножко прибираться, немножко готовить, но она сразу почувствовала, что не это ему нужно, а что – пока не могла пробиться сквозь броню улыбчивости и неприкрытой хитрецы.
Часы складывались в дни, дни в недели, так прошел месяц, затем еще полмесяца. Иногда Маха ловила на себе его взгляд откуда-то из-за спины или чуть сбоку, взгляд внимательный и как будто скрывающий недоброе. От этого у Машки на холке, то есть сразу после шеи, топорщились дыбом негустые волоски, и ей становилось ужасненько. Из книжек она помнила, что страхами проявляется детская сексуальность, и гнала их от себя прочь. А в доме были книжки и поинтереснее. Специальные, с формулами Машка сразу откладывала. Всё равно не понятно. Привлекали же ее древние философы с их чистой логикой, ясностью мысли и простотой изложения. Как их труды были зарей научного знания, так и за их чтением Машка впитывала основы и начала. Ей очень нравилось.
В тот день он достал с полки из шкафа громоздкий фотоаппарат. Ну, достал и достал. Может, пыль стереть хочет. Но нет, не пыль и не стереть. Поведал он Машке, что оказывается приют ей дал ни кто иной, а фотохудожник, чтоб ему провалиться. И специализация у него такая  – девушки ню.
Маха забила тревогу, заметалась белкой по комнате. Раскричалась и выдала на гора ему сразу все предубеждения и стереотипы, что накопила на эту тему. По её разумению выходило, что он – старый развратник, больной человек, порнограф, да-да! В общем, нехороший человек. Дав Машке проораться, он поступил умно, если не сказать мудро. Улыбаясь он сказал:  - Это не сегодня. – И спокойно убрал фотоаппарат на место. Машка сразу сникла. А хитрый старый чёрт, Машка узнала, что он уже прожил полста лет, просто дал ей возможность подумать об этом уединенно, продолжительно. А главное – помечтать!
Они так давно жили вместе по Машкиному мнению, что уже давно бы им следовало узнать друг друга ближе. Но он совершенно не давал ей возможности проявить свой интерес. Почти сразу он стал ей давать понемногу денежек, вроде как за домашние хлопоты, но на самом деле для того, чтоб она могла покупать себе всякие женские штучки, следить за собой. Маха цвела и пахла, но в этом доме ему не было до её прелестей дела. Дом стал походить на жилье сестры и брата, или дочки и отца. И правда, он был крайне деликатен. Никак ее не стеснял, не смущал. А Маха по-настоящему страдала, особенно, по-видимому, во время овуляции. Ей грезилось, что ее благодетель заласкает и вылюбит ее всю, и она крепче прижимала к груди подушку.
Но сейчас, от новостей о его занятии Маха пришла в недоумение. Вот она, плата за приют – позировать ему, тьфу ты! Машка грустила и не грустила одновременно. Она знала, что всё равно подойдет, уткнется в его плечо, посопит и скажет: ну, чего ты там придумал? Кто-то же должен сделать первый шаг.

Далее:
http://www.stihi.ru/2014/08/31/3696