Кинематограф

Стансы

1
К одиночеству не привыкать!
Неприглядна его подоплека —
без раскаянья и упрека
меру времени пересекать,
звуки мыкать и губы смыкать —
слово за слово, око за око,
дабы не было так одиноко.

2
Ветер выроет в кроне нору,
не по росту ли, не по нутру —
бросит эту и роет другую...
Ворошит и ерошит листву
и невидимую наяву
он натягивает тетиву,
неподатливую и тугую...

3
В этом кинотеатре пустом
был я, помнится, классе в шестом,
он приветит меня и по старой
памяти приютит до поры,
когда ночь проходные дворы
затворяет и мрака опары
проступают сквозь поры коры
то ли кембрия, то ли юры.

4
Если это действительно шанс
быть в беспамятстве целый сеанс,
в трансе целую кинокартину —
им воспользоваться не премину.
Скоротаю часа полтора...
Ничего не попишешь, пора
мне расхлебывать эту пучину,
выкорчевывать первопричину
одиночества — эту кручину
не по черепу и не по чину,—

5
если по мановенью пера
под личиною благополучья
обнажаются скрепы и крючья,
а душа, как барсучья нора,
несуразна, тесна и сыра,—
там, цепляясь за корни и сучья,
сгинут и не такие созвучья,
прежде чем доведут до добра
и сестру сотворят из ребра.

6
В кинозале тепло и темно.
В самом деле, не все ли равно,
что за зрелище хлещет с экрана!
А не в глаз попадает, так в бровь,
ах, про что же, как не про любовь,—
как не сетуй и не прекословь,
а все прочее бренно и странно.

7
Лицедейства затверженный след,
отороченный речью просвет,
упакованный на пуповине...
Замесили на пене и глине
созерцанья отвар и раствор —
и статисты все как на подбор,
и солисты легки на помине.

8
Ничего не попишешь, изволь
исполнять вожделенную роль
и участвовать в сладостной сваре...
Героиня сегодня в ударе!
Так бывает порой хороша
лишь хлебнувшая лиха душа,
промотавшаяся до гроша,
до последней струны на кифаре.

9
А герой — молоко с киселем,
исполать ему и поделом!
Он у публики ищет прощенья
за огрехи перевоплощенья.
А когда попадает впросак,
то с досады виском о косяк —
хоть кого проведет на мякине! —
тем не менее дело табак,
и желают ему всяких благ
голубые глаза героини.

10
Посудите, да кто он такой,
чтобы тешить заемной тоской
и, смущая душевный покой,
шлифовать назидания грани,
чтобы членораздельную речь,
как факир, из гортани извлечь
на крутом и открытом экране.

11
Общепризнанно присно и ныне,
что смирение паче гордыни,
а гордыня как раз не в чести,—
что-то вроде полена в камине
или кружева на кринолине,
и не выпестовать в мезонине,
и с латыни не перевести.
Нет уж, дудки! ищи дураков
среди отроков, беглых с урока,
коим будет во веки веков
одинаково и одиноко.

12
Я сполна заплатил за билет.
Где тут выход, которого нет?
Где тот ветер на кровлях и кронах
и созревший в проемах оконных
кисло-сладкого света ранет,
чтобы несколько ласковых лет
длился ежевечерний сюжет,
чуть подрагивая на препонах.

13
Этот свет, этот сад, этот плод
видит око, да сердце неймет,
ни умаслить его, ни растрогать.
То ли дело судьбу напролет
смаковать целый день, круглый год,
коли смолоду не попадет
в этот мед одиночества деготь.

14
Между тем просветлела лицом
героиня — и дело с концом,
что отчаиваться раньше срока!
Под уздцы привели огольца,
благоденствуют в поте лица,
досмотрел бы и я до конца,
кабы не было так одиноко.

15
Иго — благо, и бремя легко,
кабы не было так далеко
от сиротства до кровного братства.
Тары-бары — и в тартарары! —
и нельзя выходить из игры,
прежде чем промотаешь дары
одиночества ли, домочадства.