Закатное наваждение

 


 Дом укрыт средь душных елей,
 где звучали птичьи трели
 покаянным miserere,
 дом, где вечер тот рождён.
 Доставал я с тёмных полок
 бурых фотографий ворох -
 позабытый тот альбом,
 и звучала та виреле,
 что создал мессир Гильом...

 Тих, далёк, протяжен, долог
 раздаётся в доме стон,
 и прикосновенья к шее,
 будто ветерок шальной...
 "Сгинь, исчезни... Нет... Постой!
 Мне известен ты - ты морок,
 но свиданья миг недолог -
 монолог твой лишь немой."
 Мне в ответ лишь стон глухой.
 "Ты пустынь седых изгой,
 где мираж являл ты в зной?
 Друг ты мне, иль мне ты ворог,
 Белиал ты, или Молох -
 не меняй лишь облик твой!
 Образ тот безмерно дорог,
 драгоценен образ той..."
 Будто шелест: "Я не демон,
 я пришла к тому, кто верен,
 не расстался кто, с потерей,
 с той, с кем венчан был огнём...
 Отвори же окна, двери,
 отложи свой крест нательный -
 будем снова мы вдвоём."
 "Уходи! Тебе не верю -
 не сказать такого Лере.
 Прочь, обманка, наважденье -
 ты слепое отраженье
 с той, кого вернёт лишь сон."
 Было это в самом деле,
 или ветви зашумели,
 я услышал: "Помню, пели
 песни мы соседней чаще -
 тот цветок сухой, звенящий
 что однажды, в зной палящий
 гостем был среди объятий.
 Был такой же в складках платья
 моего - теперь ты веришь?"
 "Веришь", "веришь", "веришь", "веришь" -
 зашумели будто ели,
 будто иглы зазвенели...
 Вдруг рассеялось виденье,
 дом стал тих и безмятежен,
 сарабандой был лишь слышен
 соловей, ретив и нежен.
 И в альбоме том раскрытом
 меж страниц, покрытых пылью,
 два цветка... Одно мне скрыто -
 мнить то небылью, иль былью.