Глава девятая. О, сколько скуки в мире этом!

ГЛАВА    ДЕВЯТАЯ.

                О, сколько скуки в мире этом!
                Как он наивен, как  уныл!..


                1.

Итак, в пенаты родовые,
В село Михайловское он
Наискосок, через Россию
Проехал, слушая трезвон
Унылой бронзы под дугою.
Что думал он, томясь в покое
Неторопливого пути?
Конечно, много над судьбою
Своей печальною грустил,
Царя винил, и Воронцова
За строгость тягостную их –
Улик не ведая прямых
Они безбожные два слова
Сочли причиной для того,
Чтоб так наказывать его!


                2.

В душе он чувствовал, конечно,
Что дело тут не в двух словах –
Что дело – в ревности сердечной,
И в прочих чувствах, и делах,
Но так уж он себя устроил,
Что тот, кого он вдруг злословил
Сам в этом был и виноват,
А если дело шло с любовью –
К тому поэт своих затрат
Немало внёс, притом – с терпеньем.
К примеру то, что был Инзов
С ним совершенно не суров
Он объяснял своим уменьем
Поладить там, где не любой
Достигнет тонкости такой.


                3.

Ох! Если б к исповеди строгой
Ходил он в год разков по пять!
Там пред священником и Богом
Не долго смог бы он пенять
На козни графа и препоны,
Которых царская корона
Ему явила без числа,
На бестолковые законы,
На несчастливые дела…
Ему бы всё пообъясняли,
И он смягченной головой –
Не сразу пусть, пусть раз в седьмой
К тому пришел, что все печали,
Всё, что внутри души горит –
Сам человек в себе творит.


                4.

Но он в идею покаянья
Тогда в дороге не вникал –
Иные жили в нем терзанья,
Иной предвидел он накал –
Он вспоминал о Каролине,
А следом – сразу о графине,
О Воронцовой вспоминал,
В полураздумьи нежно имя
Одной из женщин называл,
Смотрел на перстень с вязью странной –
Графинин дар, - ему был дан
Сей перстень, будто талисман,
И видел мир он, мир обманный,
В котором лаской женской он
Увы! - надолго обойден.


                5.

То, что географ широтою
В своём понятии зовет,
Поэт и задом и спиною
Через колёсный понял ход –
Дороги наши лишь ленивый
Не мерил  мерою тоскливой,
И мы не будем уточнять
Тут ничего о них стыдливо,
Чтоб даром время не терять,
Заметим лишь: из колымаги
Порой не высмотреть красот,
Когда тебя вовсю трясёт,
И посочувствуешь бедняге,
Который Русь в недельный срок
От моря к морю пересёк.


                6.

Путям томительным и длинным
Никто, наверное, не рад.
Когда поэт на дом старинный
Унылый смог направить взгляд,
Мечтая только о покое,
Со всею пушкинской семьею
Он встречи там не ожидал,
А тут – отец, и мать с сестрою,
И брат…  Поэт сперва не знал,
Чем объясняется собранье
Родни в глуши псковских лесов,
Но не прошло и двух часов,
Как стало ясно, что желанье
Отец поэта сам явил
Служить царю по мере сил.


                7.

И что же это означало?
Да то, что Пушкин попадал
Отцу родному под начало,
Чтоб тот в руках его держал!
Читатель мой! Вот Ваши дети
Год в двадцать пятый, в двадцать третий
Как принимали Ваш урок? –
Едва ль стеснялся Вам ответить
На речи грозные сынок…
И уж конечно, все приказы
Он никогда не выполнял,
А иногда и обвинял
Вас твёрдо в том, что вы ни разу
Не взялись выполнить того,
Чего хотите от него.


                8.

Итог нехитрых наблюдений
(Моих, конечно же) таков:
Отцовских нудных наставлений
Никто исполнить не готов,
Имея возраст полузрелый.
Тут лучший способ делать дело –
Чужую руку подыскать, -
Чужому так не скажут смело,
Как своему спешат сказать,
И это странно, но вниманье
Чужак скорее привлечёт
К тому, как жизнь вокруг течёт,
И сына Вашего в сознанье
Он приведет быстрее Вас,
Быть может, в десять-двадцать раз.


                9.

Отец поэта не помыслил
Об этой истине – она,
Как очень многая их истин,
Не всем понятна и видна,
И он сорвался из столицы,
Чтоб с сыном взрослым объясниться,
Чтоб самому пронаблюдать,
Как дальше будет сын учиться
Дороги жизни постигать.
Отцу нигде не отказали –
Его желанье соблюдать
В своем семействе благодать
Все с облегченьем поддержали –
Никто с поэтом не хотел
Пересекаться в ходе дел.


                10.

Шесть долгих лет в стенах Лицея
Отца не ведал Пушкин-сын,
И, потихонечку взрослея,
Он всё привык решать один,
Привык ценить свои заботы,
Привык лишь внешние отчёты
О деле внутреннем давать,
Привык ненужного кого-то
В свой личный мир не допускать,
Но, правда, эти все уменья
В Лицее он отшлифовать
Ещё не смог, и воевать
Ему с отцом пришлось под сенью
Квартиры общей на Неве,
(И не без ветра в голове).


                11.

Потом был юг. Отец сердился
За то, что сын туда попал,
А сын в те годы укрепился,
И в мере полной возмужал –
Не духом! – Духа возмужанье
Даёт Христово покаянье,
А вот умом и телом – да! –
Обрел наш Пушкин состоянье
В котором хочется всегда,
До смерти самой находиться,
И то: крепка мужская стать,
Есть ум, и счастья можно ждать,
И в побужденьях не чинится,
Поскольку кажется, что бед
Неодолимых в мире нет.


                12.

Что нам отцы в такую пору?
Зачем они тогда нужны,
Коль письма их и разговоры
Для нас почти что не важны?
Ответ обычно тут банален,
И, к сожалению, печален:
Для жизни надобен доход,
И будет тот отец нормален,
Который деньги нам даёт,
Не появляясь совершенно,
Иль очень редко на путях,
Где мы плывем в своих страстях.
Отцы – они стоят, как стены,
А мы лет в двадцать для стены
Почти не ведаем цены.


                13.

Отец поэта денег мало
Всегда на жизнь ему давал,
Поэта это обижало –
Без денег часто он страдал.
Отец имел свои резоны –
У сына не было препоны
В уме насчёт каких-то трат, -
Такому дай хоть миллионы –
Он спустит их, придёт назад,
И на расходы вновь попросит,
А ты попробуй вновь не дать –
Тебе он будет досаждать,
И укоризны слово бросит…
Не лучше ль эту злую речь
В самом зародыше пресечь?


                14.

Так вся семья соединилась
В старинном доме над рекой.
Была ли в этом Божья милость?
Не знаю… Шумный наш герой
Изрядно в этом сомневался,
И ускользнуть теперь пытался,
По крайней мере, от отца –
Подолгу спал, потом валялся,
Потом, когда его ленца
К письму не слишком разбирала,
Писал «Онегина», «Цыган»,
А если вдруг не шел роман,
Иль вдруг поэма не играла
В уме его живым стихом,
Он на коне скакал верхом.


                15.

Соседей близких, как Евгений,
Его герой, он удивил
Игрой ума и настроений,
И показался им не мил,
Но, правда, было исключенье
Среди соседей – с восхищеньем
Сорокалетняя вдова,
Хозяйка ближнего именья,
Его поступки и слова
От первых дней воспринимала.
Её старушкой он почел,
И в то же время в ней нашёл
Он благодатное начало –
Любви не ревностной посыл
Он во вдовице ощутил.


                16.

До тех времён, в какие с вами
Мы потихоньку добрались,
Под аккуратными крестами
Навеки в землю улеглись
Два мужа той вдовы, к которой
Поэт наш ездил разговоры
О чем угодно говорить,
И уморительные споры
За чаем с плюшками водить,
Всех поминутно развлекая,
А дом был полон добрых лиц
Различной зрелости девиц –
Вдова, мужьям детей рожая,
Семь душ на свет произвела,
И славной матерью была.


                17.

Прасковья Осипова знала
Два иностранных языка,
И в третьем что-то понимала,
И с нею трудно свысока
Кому-то было обходиться –
Благочестивая вдовица
Свой взгляд умела отстоять,
Умела в цели утвердиться,
Могла именьем управлять,
Имела опыт в воспитаньи
Детей приёмных, и родных, -
Короче, в поприщах земных
Бог дал ей ум и пониманье,
И душу дал, и силы дал,
И лишь мужей двоих отнял.


                18.

Когда за сорок переходят
У зрелой женщины года,
И кровь еще как будто бродит,
И сердцем будто молода
Она еще, но тело! Тело…
Оно – в одних местах толстело,
В других – морщинами пошло,
И хоть чуть-чуть, да постарело
Мечтаньям сладостным назло.
Одна в такое время рвется
Хоть что-нибудь, да захватить,
Другая тянется грустить,
Ну, а из третьей тихо льется
Любовь, и тем она нежней,
Чем меньший шанс дается ей.


                19.

Вдова была чуть кругловата –
Что ж вы хотите, коль она
Семь в жизни раз  была брюхата,
И молоком была полна,
Но формы, всё же, сохранила
Она, и выглядела мило,
Вот только нижняя губа
Вперёд чуть больше выходила,
Чем это нужно… Что ж, судьба
Венеры или Афродиты
Не всякой женщине дана,
Да красота – и не стена,
И от напастей – не защита,
Хотя для девушек и дам
В ней славный шанс к успеху дан.


                20.

Так вот, при строгости Прасковьи,
Поэта нашего она
С улыбкой мирной, и с любовью
Во все встречала времена.
Меня все время подмывает
Тут написать: «Она встречает
Его всегда, как сына мать…»
Но что-то сразу же мешает
Мне вам об этом так сказать.
Не мать, не мать!..  Мы здесь прервёмся,
И восстановим мысли строй –
Нам интересен, наш герой –
К нему давайте и вернёмся,
Поговорим о том, как он
Жил, в мире тесном заключён…


                21.

Отца повсюду избегая,
Немного с братом веселясь,
Сестру немного забавляя,
На мать почти что не сердясь,
Но не водя бесед и с нею,
Поэт иль с музою своею
Старался быть наедине,
Иль на коне искал веселья,
Иль на соседской стороне,
В селе Тригорском обретался –
Уж догадались вы, что я,
Своих познаний не тая,
Его хозяйку постарался
В манере графики скупой
Представить вам своей рукой.


                22.

Поэт в Тригорском мог и сутки
Без напряжения пробыть –
Читал стихи, обедал, шутки
Умел с девицами шутить,
Свой взгляд на внешность их скрывая,
И поначалу замечая
На них лишь глупости налёт,
Который людям жизнь простая
В деревне медленно даёт,
Но с ними он не лицемерил,
А скуки сонной не любя,
Мог ради шутки, для себя, -
Тайком от прочих вместо двери
Забраться в зал через окно,
А это, знаете ль,  смешно.


                23.

Все это так и понимали,
И новых выходок смешных
Всегда с надеждой ожидали,
И он умел надеждам их
Дать в жизни этой воплотиться –
Он им Россини из столицы
Через друзей сумел достать,
И благодарные девицы
Его гостям смогли играть,
И он при этом отвлекался –
Одессу сразу вспоминал,
Театра тамошнего зал,
И вспоминал он, как встречался
С одной… с другою…  И не мог
Не погрустить, -  хотя б чуток.


                24.

Итак, в Тригорском развлекала
Сорокалетняя вдова
Героя нашего сначала –
Её он выделил сперва,
И дружен стал сначала с нею,
Но очень скоро с Алексеем
Сошелся тесно. Алексей
Студентом был. Искать веселья
В именьи матери своей
Он не рассчитывал в то лето,
И просто дома отдыхал,
Но странный дух ему послал
Для развлечения поэта,
Который вздумал объяснять
Ему, как дам к любви склонять.


                25.

Поэт матерым ловеласом
Давно с его талантом  стал –
Он души женщин нежным маслом
Как змий с улыбкою питал.
В искусстве тонком обольщенья
Он, безо всякого сомненья,
Познанья высшего достиг, -
Он показать умел сомненье,
Он мог обуздывать язык,
Чтоб вскоре им свой опыт страстный
Наедине в словах явить,
И в женском сердце оживить
Позыв томительный и властный,
Стремленье вдруг принадлежать
Тому, кого  не избежать…


                26.

Ума и сердца помутненье
Нам всем пришлось хотя бы раз
Изведать с вами, к сожаленью.
Как счастье этот миг и час
Не все потом воспоминают…
Понятья годы оттеняют,
Но искушенья тех минут,
Когда нас чувства наполняют…
Как избежать их? Тонкий блуд
Мозги расслабленные мутит,
И вот уже не разберёшь,
Где – правда чувств, где – чувства ложь,
Ты отдаешь себя минуте,
Но всё проходит, а она.
Минута, братцы, не длинна.


                27.

Не все, однако, устыдились
Следов паденья своего –
Иные в поиски пустились,
Заметив душ людских родство,
И страсть предметом изученья
Они избрали… Их стремленье
Дарило им свои плоды, -
Плоды плотского наслажденья.
В таком занятии беды
И наш поэт не знал в ту пору,
А коль талант поэту дан
Души рассматривать изъян,
И в чувстве высмотреть опору  -
Дивиться надобно ли нам
Поэта знаньям и делам?


                28.

Теперь в Тригорском Алексею
Поэт со скуки преподать
Решил с подробностию всею
Искусство женщин возбуждать.
Студенту было девятнадцать,
Он страстен был и домогаться
С успехом женщины мечтал,
Но сам – свободным оставаться
От бурных чувств при том желал.
И вот – учитель появился
У Алексея Вульфа. Он,
Наукой новой восхищён,
Познанья метра устремился
К своей натуре прививать,
Чтоб их с успехом применять.


                29.

Да! – Так оно у них и было:
Вульф – идеальный ученик,
К себе ученье применил он,
И в мастерстве  полет  постиг…
И я скажу вам, что иначе
Решать серьезные задачи
Нельзя – до подлинных высот
Дойти способен только зрячий –
Слепой вершины не найдёт!
Но, правда, что считать вершиной
Уместно будет тут спросить –
Ужель уменье обольстить,
Уменье выткать паутину,
И жертву в сети заманить
Есть то, что все должны ценить?


                30.

Студент в восторге от поэта
И от его системы был,
Конечно, матери предмета
Восторга он не объявил,
Но в то же время восхищенье
Соседа нового явленьем,
И дружбой доброю его
Он объявил, и с одобреньем
Оценку сына своего
Вдова довольная встречала,
Но  если б строгих правил мать
Смогла бы что-нибудь узнать
О том, каковские начала
Сын у поэта познаёт,
Каков бы чувств её был плод?


                31.

Конечно, хода мирового
Вдовы обида б не смогла
Переменить… Конечно, слово
Она для сына бы нашла,
Конечно б, он не покорился,
Страстям навстречу устремился
Навстречу прелести земной,
И в размышленьи б не томился
Насчет того, какой ценой
За прелесть выплатить придется,
Но в знанье матери тогда
Была бы вложена беда,
К которой сын её несется,
И вверх молитвою со дна
Его б могла поднять она.


                32.

Ну, а теперь об искушеньи
Пришла пора поговорить.
Господь сказал в своем ученьи,
Что искушеньям должно быть,
Но горе тем, кто искушает
Чужие души, кто смущает
Иного сердца добрый строй,
Кто глупость юную прельщает!..
Не так ли сделал наш герой?
И тут о том возможно спорить,
Что Вульф и так бы погулял,
И что без Пушкина б узнал
Он, как девичью страсть ускорить,
Иль ту же страсть в чужой жене
Разжечь от мужа в стороне…


                33.

Но согласитесь: без готовой
Науки, поданной ему
Поэта пламенного словом
Студента пылкого уму
Пришлось бы долго потрудиться,
Пока пред ним смогли б открыться
Запоры столь желанных врат,
Врат, за которыми девицам
И женам надобен разврат.
Зато пока бы он учился,
Дела обдумывал, плутал,
В ошибках шишки набивал –
Не всякий грех бы  получился,
И грязи в массе и числе
Поменьше было б на Земле.


                34.

И есть еще одно несчастье
У искусителя – ведь он
Остановить порок не властен,
Который им же порождён –
Пойми он жизнь свою пустую,
Начни он проповедь святую
Тому, кого он развратил –
Кто даст гарантию какую
Ему на то, что злой посыл
От прежней проповеди страстной
Идеей новой будет бит?
У жертвы в сердце победит
Гораздо чаще дух опасный,
Чем весть благая, – злую весть
Она и будет дальше несть.