Пустота

Я проснулся. Бессмысленное, нелепое событие. Сначала я не понимал ничего. Только едва каким-то невероятным чудом еще оставшимся в живых инстинктом, существо мое, которое cостояло исключительно из одного тусклого, почти не осознающего себя сознания, ощущало вой. Видели с какой ужасающей быстротой, непреклонной тупой решимостью растворяется таблетка упса? Вой был такой, что расплавлял на атомы все. Словно бесконечный невидимый отбойный молоток как лазер выпрямлял сознание, взрывая тромбы слежавшихся за миллионы лет, обратившихся в уголь, омертвевших пластов жизни, как сорока, складывая сколотые куски в бесформенную груду ненужных, назначения которых никто не помнит радиодеталей приемника жизни. Сознание мое уподобилось зверю. Ему не нужно было ничего. Не нужен даже мир.
Никакой. Пустота наполнилась ликованием. Только одно чувство заполняло все мое существо - ликующая пустоты. Не было ненависти. Разве можно ненавидеть то к чему равнодушен?
 Но ликование преобразило все. Жизнь наполнилась смыслом. Пробовал ли кто-нибудь строить пустоту? Знает ли кто-нибудь, что пустота может быть наполнена неведомым, чарующим содержанием? Тело мое отделилось от сознания. Теперь это только био-автомат. Меня забавляют конвульсии этого пятна материи, попытки закрепить эфемерные очертания неизвестно чего во все растворяющем бульоне времени. Кто варит этот бульон? Пустота. Пустота его варит. Мое осознание пустоты не дает мне благ. Блага островки в бульоне времени. Надолго ли? Пустота ничего не дает, ничего не берет. Пустота варит. Пустоте ничего не нужно.
- Ты опять в своей пустоте?,- где-то справа, за головой мама грызла морковку, снисходительно рассматривая разбросаные на моем письменном столе клочки и обрывки, словно ветром занесенных неведомо откуда, испещренных уродливыми каракулями, таков итог уроков чистописания еще в
первом классе, кроме того еще и фантастических пятен чернил в самых неожиданных местах, мне эти пятна казались чудовищными осьминогами и они тянут, тянут свои черные, обволакивающие щупальца к моему лицу, лицу, в котором заключалась вся моя жизнь, моя связь с этим миром.
В первом классе я видел только лицо. Я смотрел на лицо так, будто хотел его выпить все, без остатка.  Мама моя ощущает нерв жизни всем существом. В свои пятьдесят ей никто не верит: Не может быть, ей не больше тридцати!
- Ну, что смотришь будто меня в природе не существует? - Мама взяла в руки книгу, сгибом прикрывающей мой подбородок, покрытый мягкой недельной полубородкой-полущетиной.
- Тебя хоть что-нибудь интересует в жизни? Ты даже книги читаешь - одну страницу, глаза делаются стеклянные, потом засыпаешь. Вставай, иди есть, - сказала она, положив книгу на стол столь жестоко, что беззащитные страницы тревожно поежились от первобытной ласки легкого ветерка, которому поднадоело бороться с упрямством тяжелых с кистями штор, повисших на массивном, пугающем двумя сфинксами, карнизе.
Это мой островок. Знакомьтесь. Мама Ирина Станиславовна. Как она не понимает, что пустота мое сознание? Как я могу изменить себе? Равносильно самоубийству. На кухне как-то
задорно-бессмысленно посвистывал чайник. Я даже улыбнулся такому его щенячьему жизнелюбию.Надо сказать, мама моя человек замечательный. Она как свободное животное, сильная вольная рысь, жизнь расступается перед ней, очарованная довлеющей самой себе силой, силой, которую нет необходимости демонстрировать, которая струится как вода из родника, пробуждая уснувшие сухие сердца серых мышек в человеческом облике, буквально заставляя их попробовать жизнь на вкус, сварить свой бульон и не травиться чужими отходами.