Иллюзион Огненный пляж

     ИЛЛЮЗИОН
О, фокусник, маг,чародей
покоритель Европы!
Как бойко работает он
на аренах случайных!
Цветы, и гирлянды,
и птицы,
как в калейдоскопе,
мелькают в руках его,
ловко скрывающих тайны.

И зрители верят волшебнику верой слепою,
и ахают, охают, в кровь отбивая ладони.
И властвует чудо над жаждущей чуда толпою,
наивное чудо в коммерческом иллюзионе.

Не так ли судьба нас порой изумляет и манит?
И все мы её мимолётным иллюзиям верим.
Но Время летит напряжённо,как шар в кегельбане,
и годы швыряют обломки иллюзий на берег.

Любовь – ты арена великих надежд и свершений,
твои атрибуты – лишь старые письма в конверте.
Да здравствуют сказки, которым мы верим на сцене!
Но только не надо иллюзий ни в жизни, ни в смерти.

х     х     х
Не жалко мне растраченных желаний,
я приговор свой вынес им давно.
В моей душе, как в старой русской бане,
от них угарно, душно и темно.

Измызганные клочья прошлой страсти -
остатки перьев в вырванном крыле -
как жалкие останки бывшей снасти
на терпящем крушенье корабле.

О, мой корабль!Сейчас бы выйти в море,
развеять парус в солнечной дали,
и утопить в ней хмурь,сомненья,горе…
Но море на другом конце земли.

Оно сейчас души моей не слышит,
устав штормить,оглохнув в тишине.
И только сердце вечным бризом дышит,
и бьётся в такт нахлынувшей волне.

АКВАЛАНГИСТЫ

Приходилось хотя бы раз вам,
среди рифов и якорей,
в облачении водолазном
опускаться на дно морей,
или, гордо презрев скафандры,-
только маска и акваланг,-
новоявленным  Ихтиандром
с океаном играть ва-банк?

Кто испытывал то волненье
и волны стальное давленье,
кто оставил на дне следы,
вечно помнит сопротивленье
уплотняющейся воды.

Где порой незваному гостю, 
будто рухнувшая стена,
беспощадно ломает кости
сумасшедшая глубина.

Неподсуден и неподвластен
даже дьяволу этот ад.
Но в погоне
за вечным счастьем,
одержимые вещей страстью,
мы ныряем акулам в пасти,
и находим пути назад.

Не забытых корсаров клады,
не уплывшие города,
и не призрачные наяды
нас зовут и влекут сюда,
а парящий в глубинном иле
гордым символом чистоты,
словно птица на белых крыльях –
заповедный фрегат Мечты.

Мы найдём его,
мы отыщем,
мы возьмём его всё равно,
дерзновенно и методично
изучая морское дно.

Ну а если рванёт цунами,
мы не дрогнем тут, под волнами,
дескать, всё ж не каплет над нами!
Не боись, ходи в полный рост!

И презрев на спасенье «шанец»,
мы начнём свой последний танец,
и весёлый Летучий Голландец
донесёт нас до самых звёзд.

х    х   х

С одиноким лицом
возвращается женщина к морю
и всё смотрит
в его золотую прозрачную даль
с неизбывной тоской,
с вековечной надеждой во взоре,
поднимая упавшую прядку волос,
как густую вуаль.

Жёсткий ветер
пружинит и треплет
подол её платья.
Обречённые волны
швыряет на скалы прибой.

А она вспоминает –
о друге? о муже? о брате?-
чей серебряный след
зачеркнул горизонт голубой.

Ой,да просто я выдумал
эту нехитрую драму,
оттого, что штормит
и моряна играет в крови.

Что мне чей-то роман?
Что мне эта грустящая дама?
Мировые проблемы разлуки,
надежды, любви?

Что я знаю о них?
Ничего,к сожаленью, не знаю.
Ну, скорбит, ну, стоит,
ну, глядит…
А чего не глядеть?

Только я этой женщине
искренним сердцем желаю
улыбаться над морем,
смеяться над морем и петь.

Я шаланду найму.
Парусиновый парус поставлю.
Пару звонких монеток
на счастье швырну в глубину.
Как невесту свою,
по всему побережью прославлю
штормовую, слепую,
по-волчьи крутую волну.

И хочу попросить у судьбы
об одном одолженье:
когда чёрный норд-ост
понесёт меня в пенную даль,
пусть вот так же проводят меня,
осторожным движеньем
прядь  волос  убирая с лица,
как густую вуаль.

ЗЕЛЁНЫЕ ОГНИ

В сиреневой дали
беспечно плещет море.
Над морем тополя.
И мы с тобой одни.
Мне снятся корабли,
тропические зори,
далёких островов
зелёные огни.

Взметнутся паруса…
Лишь чайки за кормою…
Любимая моя,
пойми и не кляни...
К заморским берегам
я унесу с собою
знакомых тополей
зелёные огни.

Останется земля,
скорбящая по сыну,
покинутый очаг,
надгробья пыльных книг.
И под твоим окном
застынут и остынут
зелёных тополей
зелёные огни.

Объеду целый свет –
материки и страны.
Попробую объять
события и дни.

И вечно будут тлеть
в моей душе,
как раны,
заветных тополей
зелёные огни.

х    х    х

Всё позади.
И разбираться поздно.
Мы разошлись,
сжигая корабли.

Тебя зовут
совсем иные звёзды
и голоса
совсем иной земли.

К чему грустить?
Начну опять сначала.
Надежда есть,
и сила есть в плечах.
Меня ведь
и не так
судьба качала,   всегда давая
чалку
и причал.

Сижу на пирсе,
хмурый,безголосый,
сухие губы
искусавши в кровь.

-Эй, капитан!
Нужны тебе матросы
со взорванного танкера
«Любовь»?

х   х   х

О романтика,
песня свободы!
Чёрный ветер
сорвёт паруса
и - слепые
солёные воды
сумасшедше
ударят
в глаза.

И,вздохнуть не успев
перед бездной,
до конца         
продолжая борьбу, 
ты ещё усмехнёшься
железно
и – за борт,
искушая судьбу!..

Но,неистово веря
в победу,
ты заметишь
в последний свой миг
просвистевший,
подобно торпеде,
беспощадный
акулий плавник.

А назавтра,
над морем печальным, в предрассветный
тюльпановый час,
будут
розовокрылые чайки
матерински
оплакивать нас.

И любимой,
быть может,приснится
(о,бессмертное женщин чутьё!),
что безумная
дикая птица опустилась
на сердце её.

Лишь штурвала
обломок заветный,
как прощальный привет
моряков,
может быть,
проплывёт незаметно у цветущих
родных берегов…


ОГНЕННЫЙ ПЛЯЖ
Пляж!
Беспокойное лежбище
рас и народов,
где каждый сам по себе
государство
со своей акваторией
и своими границами

Серебристый песок
обнимает усталые ноги,
и в его бархатистой
барханистой зыби
жемчугами сверкают
останки
забытых эпох.

Перламутровые раковинки,
доведённые до совершенства форм .
Разноцветные камешки,
на которых расписались века.
Ноздреватые куски пемзы,
похожие на обломки
пиратских фрегатов
и на застывшие куски лавы,
в своё время залившей
Помпею…

А рядом атрибуты
сегодняшних дней:
пробки от пивных бутылок,
испачканные помадой
окурки сигарет,
косточки абрикосов,
обрывки газет,
рваная сандалия,
пуговицы, заколки,
аккуратно
начертанная на песке
непонятная серия
формул…

А вчера
неизвестный счастливчик
нашёл на берегу
кусок упоительной амбры.

Какая волна
забросила его
сюда?

Ливни тел –
лебединые линии-
карусель
удивительных радуг,
где в слиянии
радостных красок
груди женщин,
как соты
в меду.
 
Здесь сердца,
раскрываясь,как маки,
безотчётно стремятся
друг к другу,
здесь в глазах,
отражающих море,
ястребино клокочет
любовь.

Малыши,голыши,
непоседы,
за волнами
гоняются с криком, и сияют
тела их,
как звёзды,
в жарких брызгах
песка и воды.

Здесь фотографам –
радость и мука,
здесь торговцам –
лихое раздолье,
здесь цыганки
гадают на счастье
на песке
и по линиям рук.

Пляж,как храм
позабытой языческой веры,
где тысячи
паломников
оголтело поклоняются
вечным идолам
лёгкого лета –
Морю,
Ветру
и Солнцу.

Кого только не увидишь
здесь! 

Раскалённое марево
полдня
фимиамом окуривает
горизонт.
Пограничный вертолёт
патрулирует над морем.
И безумный старик
в довоенной панаме
уверяет соседей, что все мы,
распластанные на песке, -
мертвецы
Сорок Первого года.

«…прилетел «мессершмитт»…
Он пронизывал воздух!
Траектория пуль
бороздила песок!..
Дети корчились
в самых немыслимых
позах!
И у Гали сочился
пробитый висок.
И тяжёлое, грозное,
чёрное море
горько билось о берег,
и в каждой волне,
обагрённой живой
человеческой кровью,
нестерпимо копился
немыслимый гнев…»

«Но вертолёт –
не «мессершмитт».
И вообще…
к чему эти воспоминания?
Прошло столько лет!
Папаша,
придите в себя!»

«Мы приговорены помнить!
И вы  о б я з а н ы  знать!
Я боюсь за вас, люди!
Посмотрите…
Ведь все мы убиты…
и ты, и  он… и я…
в том году…здесь…
на этом
огненном пляже!..»

« На солнечном пляже в июле…» -
беспечно транзистор гремит.
Над рыженькой девочкой Юлей
весёлая чайка кружит.

Белеют вдали теплоходы.
И женщина входит,
смеясь,
в тугие
прохладные воды,
возвышенно,
чисто,
свободно,
душой ощущая
с природой
нетленную
древнюю связь.

Пляж –
великий паноптикум.
Беспощадный экран,
на котором проявлены
все мы
в нашем блеске
и в нашем
ничтожестве.

Грандиозный рефлектор,
отражающий души,
муравейник,
фантастика,
музей
новейшей антропологии,
беззаботная
гробница Времени.

234 ступени
ведут к тебе
с крутого откоса.
234 ступени,
по которым подниматься
так же тяжело,
как и к славе.

Вдалеке от тебя
я грущу,
и заснеженной ночью
ты мне снишься,
как самое
счастливое воспоминание
о том,
чего не было
никогда.

Реальный и нереальный,
существующий
и придуманный мной,
ты -
это я, распинающий себя
перед вечной толпой,
отдающий ей всё
до последней кровинки,
до вздоха…

Ты ликуешь, мой пляж,
человеческой неги созданье,
словно праздный гуляка,
позёр, пересмешник,
циркач.

Но сквозь хохот и свист,
сквозь плесканья
и рукоплесканья.
слышу я
твой бессильный,
твой дальний
трагический
плач.

Ты поёшь и танцуешь
с восхода
до самых потёмок.
Но едва луч луны
на песчинках твоих
задрожит,
ты бежишь от себя,
как испуганный
малый ребёнок,
и зловеще кружит
над тоскою твоей
«мессершмитт»…