Лесной старик. Часть 2, глава 10

10
      
     Самая важная для Серова встреча состоялась в густых мещерских дебрях среди замёрзших болот. В безлюдные и глухие места он добрался на чёрном арендованном джипе, которым искусно рулил по ухабам опытный и молчаливый шофёр. В одинокой, но крепкой избе возле трясины Серова по-братски встретил Павел Петрович Бородин. Скромное жилище бодрого старца окружал высокий плетень из веток, дрючков и хворостин. 
     Прочная изба показалась гостю похожей на отдалённый монастырский скит для христианского отшельника-аскета. Щели между потемневшими брёвнами были надёжно законопачены мхом. Русская печка с крапчатыми изразцами была горячо натоплена сухими дровами. Полати, лавки, столы и стулья в тесной избе были изготовлены самим хозяином жилища из некрашеных и занозистых досок. Икон и лампадок на стенах не оказалось вовсе. В ближнем углу висел на ржавом и кривом гвозде длинный бараний тулуп. Седой и бледный хозяин был одет в серые домотканые порты, в голубую шёлковую рубаху, в тёмный кавказский свитер и в подшитые сибирские валенки. Серов для важной встречи нарядился в шапку-ушанку из волчьего меха, в коричневую кожаную куртку с собольим воротником, в заграничные тёплые ботинки, в красную полотняную сорочку и в чёрный шерстяной костюм. Гость почти не расставался с элегантным портфелем из крокодиловой кожи. В согретой горнице Серов сразу скинул с себя на узкую лавку шапку, поясной ремень и куртку, а буржуазный портфель был аккуратно поставлен на стул возле окна… Хозяин потчевал гостя мёрзлой строганиной из оленины и рыбы, а кушанья они запивали горячим душистым чаем. Вся посуда была из дерева и глины...
     Шофёра в избу не пригласили, и он коротал время в тёплом салоне автомобиля за бутербродами и крепким кофе из китайского термоса...
     Бородин за долгое время карьеры в секретных органах всегда считался покровителем и наставником Серова. И теперь Бородин за очень солидную мзду присматривал согласно годовой нотариальной доверенности за имуществом, активами, деньгами и депозитами своего благодарного протеже. Многие полагали, что это занятье было чистой синекурой... 
     Самая важная часть их беседы началась за целебным чаем без сахара. Они сидели за дощатым столом на прочных лавках друг против друга. Терпкий и горячий чай они маленькими глотками пили из деревянных кружек, а рот вытирали салфетками из вафельной бумаги. Увесистая пачка гигиенических салфеток лежала на столе возле медного и тусклого самовара. Использованные салфетки сотрапезники бросали в сосновую урну, которая заменяла здесь мусорную корзину… 
     - Я безмерно рад, любезный Вадим Ильич, – сипло и тягуче произнёс Бородин, – что вы, наконец, выбрались на досуге в мою кондовую глухомань, в моё озёрное и лесное захолустье. С какой же неотложной и насущной целью вы пожаловали к затрапезному шпиону?   
     - Я, во-первых, привёз сюда немалую сумму наличных денег, – вежливо отозвался Серов, – обусловленный гонорар за ваши деликатные услуги… А, во-вторых, я всегда чертовски рад повидаться с вами. И я не скрою от вас, – быстро и смущённо пробормотал осанистый гость и скромно потупил глаза, – что я ринулся на писательскую стезю, и теперь я сочиняю пухлый психологический роман. Порой мне кажется, что у меня получается весьма неплохо, но ваше свежее и беспристрастное мненье будет мне очень полезно.    
     И Серов проворно вынул из портфеля три увесистых пачки с иностранной валютой и белую канцелярскую папку с лазурными тесёмками.
     - Что ж, литературное поприще, – иронично проговорил Бородин, – это славно, почётно и хорошо. Особенно, если вам не нужно ради исполненья типографского плана корпеть над своей рукописью сутками напролёт. Но неужели вы сейчас пишете именно роман, отказавшись от занимательных мемуаров?   
     - Я сочиняю именно роман, – горделиво заявил Серов, – и моя основательная книга будет сугубо психологической. Я ведь досконально разбираюсь в душевных зигзагах самых таинственных натур… благодаря вам…
     И после короткого молчанья Бородин веско, но тихо обронил: 
     - Вы сделали опрометчиво смелое заявленье… Ведь в мути и трясине человеческих душ досконально разбирается только Дьявол. А вы даже самого себя не понимаете в полной мере. Разве не так?   
     Ответная реплика Серова была вкрадчивой и осторожной: 
     - Я частенько с вами соглашался.  Но вы никогда не упрекали меня в том, что я слишком мало знаю самого себя. Неужели именно теперь у вас появились основанья для такого укора? Разве я поглупел?   
     Бородин лукаво усмехнулся и сказал:
     - А разве чрезмерная удача не делает любого человека глупцом?.. Вам, старый дружище, не надо строптиво кривиться, поскольку мои афоризмы и сужденья касаются всех. А сейчас я попытаюсь, – по мере способностей, – кратко изложить вам универсальный закон фортуны… Любая удача, – даже вполне заслуженная, – неизбежно ослабляет разум. Чем больше успех, тем быстрей и значительней ослабленье рассудка. У этого человеческого свойства имеется биологический смысл. Ведь наше общество далеко не всегда бывает нравственно готово к собственным достиженьям, поскольку великие победы искусства и науки часто не соответствуют моральным устоям, нормам и критериям. Насущно необходим своеобразный тормоз, чтобы человечество не свалилось в тартарары. И таким эффективным тормозом является лесть, на которую все люди чрезвычайно падки. Человеку нужно обрести истинную святость, чтобы избавиться от непроизвольного упоенья лестью… Славные успехи всегда порождают орду жадных подхалимов, которые на благо общества быстро осаживают лестью не в меру ретивых и дерзновенных новаторов. Откровенная лесть совершенно ясно, хотя и косвенно даёт понять подсознанью нашего вдохновенного созидателя, что обществу уже достаточно его прежних достижений, и он, быстро глупея от восторгов и похвал, фактически прекращает свою творческую деятельность, оставляя лишь видимость её… Однажды я поставил мысленный эксперимент. Я вообразил человеческое сообщество, в котором все без исключенья люди совершенно безразличны к лести. И у меня получилась кровожадная, свирепая, дикая и безмерно энергичная стая, побуждавшая собственных особей убивать друг друга… Неандертальцев, очень возможно, погубило именно то, что они не умели льстить…
     И хмурый Серов озабоченно осведомился:
     - А какое отношенье ваша странная речь имеет ко мне?   
     - Я почти не сомневаюсь в том, – серьёзно и строго ответил Бородин, – что в своём искреннем романе вы талантливо описываете крайне вредные для человечества вещи. И люди, которые общаются с вами, отлично это понимают, хотя и на бессознательном уровне…
     Серова чрезвычайно польстили эти слова, и он весело встрепенулся на своей лавке. Ведь его сейчас признали вдохновенным творцом, который способен описывать настолько великие истины, что до них морально не дозрело всё мировое сообщество! И такую замечательную одарённость признал прекрасный знаток человеческих душ!.. Серову вдруг мучительно захотелось продолжить беседу о своих талантах, и он благодарно и вкрадчиво произнёс:
     - Вы сейчас, по сути, похвалили меня за книгу, которую даже не прочли. Неужели вы всегда чувствовали во мне значительный творческий потенциал? Иначе вы загодя не признались бы мне, что написанный мною роман может оказаться весьма хорошим. Наверное, и ранее вы замечали во мне качества, которые я не подозревал в самом себе. Ведь вы – неподражаемый и тонкий аналитик!    
     Бородин грустно усмехнулся и задумчиво сказал:
     - Да, я хорошо проникаю в особенности восприятья у других людей. И я, пожалуй, издавна ощущал вашу экстраординарность. И вы не забывайте о моей роли главного церемониймейстера на вашей свадьбе. В феноменально уютном и прелестном поместье у вас в горах я заметил интересные взаимосвязи. Меня многое поразило в вашем нынешнем образе жизни. И особенно жгучее любопытство вызвали у меня два персонажа: дворецкий и ваша жена… Радушный дворецкий Тимофей, – как я постиг из робких пересудов вашей челяди, – обладает огромной властью в своём закопчённом ауле… 
     - Они обитают в стерильно чистой христианской деревне, – тихо, но веско поправил Серов своего гостеприимного и проницательного соратника, – хотя у них религиозные обряды, катехизис и догматы еретически отличаются от православия, католичества и униатства…      
     Бородин внимательно выслушал ответную реплику Серова, а затем, хлебнув горячего чая, пустился в негромкие, но пространные рассужденья:
     - Ваш хитрый дворецкий руководит очень спаянной и обширной тоталитарной сектой. Я готов поручиться, что лакеями у вас трудятся самые фанатичные его почитатели и адепты. И все они раболепно и ретиво повинуются ему. А в случае нужды, ваши слуги  дисциплинированно создадут своему пастырю любое алиби. Я гарантирую, что вы воспринимаете их, как безликую и пассивную массу. Но все они благочестиво и мстительно уверены в вашей закоренелой и неискупимой греховности. Вы теперь одиноки, будто перст, в их завистливом и ханжеском сонме. Разве в прошлые годы вы допустили бы столь опасное положенье вокруг себя?..    
     И Серов с явным удивленьем поинтересовался:
     - И в чём же, по вашему мненью, заключается эта опасность?
     - А разве одинокому богачу, живущему в горной глухомани, – назидательно, хотя и мягко ответил Бородин, – допустимо приближать к своей персоне прожжённого индивидуума, который уже вкусил приятность неограниченной иерархической власти? У вашего прощелыги-дворецкого нет моральных принципов и основ, но имеются многие психологические комплексы. Каждое ваше приказанье он воспринимает, как своё крайнее униженье. Я уверен, что дворецкий неутомимо строит козни и старается договориться с вашей женой во вред вам…      
     Серов с сомненьем покачал головой и задумчиво молвил:
     - Со многими вашими аргументами я могу согласиться, но только не с тем, что моя супруга способна спеться с обычным лакеем. Какой резон имеется у неё для этого альянса? Видимых причин у неё, пожалуй, нет. И, в придачу, у моей жены достаточно много хорошо скрываемой спеси. Ведь моя Алёна воспитывалась в элитарной семье, где родители – изрядные снобы! Мне трудно вообразить секретный союз интеллигентной женщины и раболепного стремянного… Нужны подробности… Но не станет она якшаться с ним!..
     Бородин едко усмехнулся, а затем высказался хотя и вполне учтиво, но без обиняков:
     - Я знаю, что вы готовы устраивать перманентные салюты в честь вашей жены. Но вам будет очень нелегко объяснить даже самому себе причину той исключительной щедрости, с которой вы внезапно одарили свою супругу имуществом и деньгами, обеспечив ей навеки завидное материальное благополучие. А ведь любая чрезмерная щедрость, – как ни цинично это прозвучит из моих уст, – почти всегда порождается бессознательным страхом. И, наверное, в конечном итоге все благородные чувства продиктованы именно скрытой боязнью или затаённым своекорыстьем. Разве вы ещё полгода назад поступили бы подобным образом? И неужели вы нынче не пытаетесь её подкупить и подольститься к ней… ради собственной безопасности?..   
     - Я не верю своим ушам, – с искренним изумленьем воскликнул Серов, – я прежде не допускал и мысли, что вы можете вообразить нечто подобное!.. Почти ахинея!..
     Однако Серов внезапно осёкся и прервал свою фразу. Возникла хотя и короткая, но неловкая заминка. И, когда Серов, наконец, заговорил снова, то пытался он убедить не столько собеседника, сколько самого себя, и внимательный Бородин мгновенно это заметил… 
     - Нет, вы, пожалуй, сильно ошиблись, – тихо, но всё-таки достаточно внятно рассуждал весьма озадаченный Серов, – столь большую щедрость к моей Алёне проявил я только из благодарности. Ведь жена усердно помогала мне получить значительную долю наследства моей усопшей сестры. Ранее об этих суммах и активах я ничего не знал, и они достались мне не разворованными. Было бы кощунством не выделить моей супруге заслуженную часть. И почему я теперь не могу позволить себе сладостную прихоть быть справедливым, благородным и честным? Неужели я отныне должен опасаться своей искренней любви к собственной жене, которая квалифицированно помогает мне в литературном творчестве? И ведь качество моих текстов неуклонно растёт… И мне на секретной службе надоело до тошноты моё жалкое существованье по непрерывному и точному расчёту, с постоянными попытками предусмотреть последствия не только всех своих поступков, но и мыслей, чувств и эмоций. Я теперь считаю, что мне, как сиятельному барину, стали дозволительны любые прихоти и блажь. – Гость внезапно приосанился и после короткого молчанья добавил не просто горделиво, но даже высокомерно: – Я не намерен вести себя, как рохля, тюфяк и размазня, поскольку я отныне могу безнаказанно позволить себе почти полную и чрезвычайно приятную искренность.
     - Да, вы – сильный человек, – ответил Бородин и досадливо осклабился, – но сила – это не всегда хорошо… Я отлично помню вашу сестру: она была отважной, красивой и сильной женщиной. Она всегда была уверена, что успешно справится с любым стрессом и преодолеет самую жуткую беду! Но именно высокомерие сильного и храброго существа не позволило вашей сестре постигнуть сокровенную сущность своего дворецкого, которого вы получили вкупе с остальным наследством. А криводушный дворецкий Тимофей, распоряжаясь свободными вакансиями в вашем обширном поместье, непрестанно укрепляет собственную власть в деревне… Да, вы – очень сильный человек! Но ведь любая сила требует, чтобы её реализовали с максимальным эффектом. Именно это свойство и привлекло вас в военную разведку. Вы ещё и теперь не прекратили поиски рискованных приключений. Но вам будет полезно поскорее избавиться от сословной спеси! Отриньте свою необузданную гордыню. И пусть даже самые болезненные щелчки по вашему самолюбию не ввергают вас в отчаянную кручину. Смиренно растворитесь в окружающем пространстве, и вы вскоре познаете вселенский мир изнутри. Ведь смиренье позволяет каждому увидеть самого себя глазами Бога. И тогда вы поймёте, насколько вы мелочны. 
     Серов неопределённо пожал плечами, и его собеседник, искусно скрывая сильное возбужденье, продолжил тихо, но внятно:
     - Все люди постоянно домогаются власти. Но подлинную власть даёт нам только смиренье. Любое чувство, которое способно нас побудить к эффективному действию, всегда зарождается только через свою противоположность. Действенная любовь зарождается через нашу ненависть и наоборот. А наше действенное влеченье к истинной и, значит, благотворной власти всегда зарождается через безропотное смиренье. Но ведь и самоотверженно-действенное смиренье способно породить чрезвычайно эффективный и благодатный позыв к власти, как у Сергия Радонежского. Иначе любое человеческое чувство окажется холостым и бесплодным… Очень странно, что никто из философов-богословов не писал о безграничном смирении Всевышнего. А разве нельзя допустить, что всемогущество Господне порождено именно его безмерным смиреньем?..   
     И вдруг Бородин осёкся, поскольку он решил, что он сейчас ляпнул совершенно лишнее… Затем собеседники выжидательно молчали. Серов растерянно удивлялся полному отсутствию собственных мыслей. А втайне вдохновенный Бородин внезапно поверил, что его нечаянные речи, обращённые к гостю, имеют загадочный, глубокий и почти мистический смысл. Бородину почудилось, что ничего случайного в мире нет.
     «Я больше не сомневаюсь, – хмуро размышлял Бородин, – что с богатым гостем я откровенничал только из постыдной зависти. Мне было очень приятно согнать с его белой и чеканной морды вельможную спесь… А он всегда был чрезвычайно везуч. В начале его службы я оказался у него заядлым покровителем. Но он весьма быстро опередил меня в карьерном росте. А смерть его сестры доставила ему неисчерпаемо обильное наследство. И он прикинулся настолько благородным, что в придачу к моей генеральской пенсии он обеспечил меня неслыханно щедрой синекурой. Он втайне питал кровосмесительное влеченье к своей очаровательной и умной сестре, и по воле благосклонной судьбы он законно обвенчался с женщиной, чрезвычайно похожей на покойницу внешней красотой, страстями, интеллектом и особенностью мышленья. Он теперь, в сущности, кощунствует совершенно безгрешно… Завидное удовольствие…»
     И Бородин внимательно, хотя и очень быстро посмотрел на отрешённое лицо своего бывшего соратника и вновь предался тоскливым раздумьям:
     «Я больше не сомневаюсь, что ему вдобавок обеспечена ещё и литературная слава. Я ведь однажды и сам попытался на скучном пенсионерском досуге сочинить военную мелодраму. Но писательские потуги мне не удались, и я бросил… А он совсем не похож на графомана. Из него буквально излучается уверенность в собственных талантах. И я эту уверенность не могу назвать легковесной, поскольку он выстрадал её упорными трудами. Он вымучил уверенность в себе колебаньями, сомненьями и бездонной печалью… Да, я сейчас постыдно завидую ему. Но разве я не могу позволить себе столь естественное чувство, как зависть? Ведь осмелился же он позволить себе подлинную любовь, искренность и справедливость… Я изощрённо и жестоко отомщу ему за удачу и постоянное везенье. Я уже явственно чувствую, что мои нынешние фразы начисто лишат его покоя. Он стремительно утратит свою заслуженную уверенность в самом себе. А ведь духовная сила каждого человека зиждется на его полной уверенности, что такая сила у него есть. Природные дарованья – это абсолютное ничто без веры в них… А всякая уверенность в самом себе непременно истлеет, если вдруг усомниться в человечности своих родных и близких… Я хочу, чтобы он поскорей деградировал…»
     И снова Бородин исподлобья и мельком глянул на своего собеседника и наитием постиг, что визави всё ещё рассеян и не может собраться с мыслями. Затем Бородин вдруг почувствовал несказанное довольство самим собой и быстро усмехнулся левым краешком рта. А вскоре втайне возбуждённому хозяину избы ярко вообразилась грустная Алёна, и загадочно сложные ощущенья охватили Бородина…
     Сначала Бородину вдруг поверилось, что он из необоримой зависти желает основательно рассорить успешного Серова с его женой, а потом искусно совратить Алёну, выставив самонадеянного супруга пошлым и наивным вахлаком. И очень скоро Бородин почувствовал своё извращённое влеченье к ней; вообще, даже в старости он оставался падким на юных женщин… Но затем вдохновлённый страстью Бородин изумлённо догадался, что более всего хочется ему уничтожить в зародыше прекрасный роман Серова. И вскоре потрясённого собственной низостью Бородина начали сладчайше ублажать пленительные мечтанья о том, что он не допустит появленья нетленного шедевра на русском языке…
     И именно обстоятельство, что предназначенная к погибели книга пишется на русском языке, вызывало сейчас у Бородина особенную, хотя и отчасти оторопелую радость. И он совершенно не понимал причину своей окаянной радости…
     Всю свою жизнь Бородин гордо и непоколебимо верил в то, что он самоотверженно и честно служит России. Но почему же тогда желает он уничтожить произведенье, которое может оказаться национальным достояньем отчизны? Неужели он всегда не любил свою страну, но ради успешной карьеры постоянно пребывал в тёмном мороке приятных иллюзий?..
     И внезапно Бородину стало мучительно и жутко впредь оставаться одному в своей затрапезной избе. А ведь ещё утром он с умиленьем обожал родную, хотя и скромную обитель в болотных дебрях, ибо он в тёмном и задымленном скиту почти явственно ощущал своё шаманское слиянье с древнеславянским язычеством. Но теперь таинственное хотенье постоянно чувствовать себя дремучим волхвом казалось потрясённому Бородину странной и нелепой попыткой прикинуться оригинальным. И вдруг он постиг, что именно его неизбывная страсть к Алёне и совершила в его личности разительный переворот. А вскоре Бородин решил, что все свои нынешние фразы и речи он говорил только для того, чтобы заполучить приглашенье в горное поместье, где живёт Алёна…   
     И мрачный Бородин в очередной раз посмотрел на собеседника и мысленно приказал самому себе:
     «Я должен вести себя так, чтобы Серов почтительно пригласил меня в гости на долгое время. Отключай свой рассудок и действуй по наитию, на рефлексе».
     И, наконец, взоры бывших соратников настороженно встретились…
     Серову неожиданно подумалось о том, что он всегда мог без малейших колебаний положиться на проницательность, честность и опыт своего старшего товарища. И вскоре гостю, благодарному своему хозяину за прежние услуги, безосновательно поверилось в доброжелательную искренность нынешнего Бородина. И возникло у Серова соображенье:
     «Если вокруг меня образовалось тайная камарилья врагов, то пусть рядом со мной поскорее окажется храбрец, который никогда меня не предавал и теперь бескомпромиссно вывалил голую правду. Пусть он уподобится старому воеводе при удельном князе… А мне, пожалуй, уже требуется суверенная служба безопасности. Пусть Бородин возглавит её. Надо непременно его заманить в моё горное поместье, где мы детально на моей территории обсудим все условия охранного контракта…»
     И напряжённый Серов привычно сконцентрировал свою волю и мысли, а затем негромко, но весьма энергично произнёс:
     - Вы сейчас мне изложили странные, запутанные, но тревожные мысли. Вы далеко не в полной мере убедили меня в своей правоте, но в жизни ничего исключать нельзя. Любая вероятность всегда способна превратиться в неприятную и даже страшную реальность… Но всё-таки мне кажется, что дикая глухомань давит на вас. Изба у вас прочная, но вовсе не отличается комфортом. Я предлагаю вам отдохнуть и развеяться в моей более современной и импозантной усадьбе. 
     «А если у него вдобавок ещё и солидную премию нахраписто попросить?..» – вдруг подумал довольный Бородин, но почти сразу отверг это не вполне уместное поползновенье…
     А Серов уже неуёмно, хотя и скрытно восхищался своим благородством и щедростью, поскольку он совершенно искренне вдруг поверил в то, что он действительно хочет освободить своего бывшего покровителя и пестуна от докучливой и тяжёлой работы в болотном лесу. Милосердно желает, мол, избавить Бородина от продолжительной колки дров, перекладыванья поленьев и изнурительного тасканья воды из отдалённого колодца…   
     Бородин с весёлой иронией, но крайне учтиво выразил Серову свою искреннюю благодарность за приглашенье, а затем оба заговорили о сущих пустяках... Вскоре их недавние ощущенья и мысли почти полностью пропали из их памяти... Собеседники быстро условились о точном сроке их очередной встречи и простились, довольные друг другом. Бородин церемонно и неспешно проводил гостя к чёрному автомобилю со сладко дремлющим водителем, и Серов с неопределённой улыбкой уехал…

Конец второй части

Часть третья

1