Хохол та москаль. Притча

Казака отличала така велыка чуприна, называемая оселедцэм, что он порой впадал в сомнение: а на кой ляд оно во цэ трэба? 
      Но однажды после походов за Кубань, потягивая люльку козацьку, да накручивая хохол на палец, пришла вдруг неожиданная мысль: а не написать ли нам цидулку турецкому султану?
 - Вот, добра справа, - вскричали други- козаки. – Молодец, Остап, сейчас мы ему всыпем тютюну под хвост…
   
      Сяли козаченьки, да такое гарное письмо намалювалы, что хоть картину с него пиши. Так потом и вышло, в историю вошли с тем письмом султану. Бис ёго матери ридный брат.
    
      И с той поры так и повелось.
      Казак в великом раздумьи всегда накручивает оселедец на палец, надеясь вполне сознательно, что спасительная мысль таки скоро появится в этом проводнике мыслей – чуприне, закинутой за левое ухо.

      Хоть айдаром, хоть хохлом назови этот клок волос на лысой голове, а переоценить его невозможно. Связь с космосом через него идёт, а значит, и с Богом. А увязнет где в болоте лихой казак, так за чуприну себя и вытащит. Барон Мюнхгаузен подсмотрел этот приём у казаков, когда пролетал на ядре над их куренями. Хитрый немчура, за своё потом выдал изобретение…

      Так что где хохол прошёл,там татарину делать нечего: один кизяк по шляху. Так и той соберут в цибарку, хату мазать или печь протопить.
      
      Русского мужика поначалу горшком обзывали. Казак же шашкой голову брил, а этот оденет глэчик на голову, и что выглядывает из-под него, то и стрижёт овечьими ножницами. Вин, побачьте, гиршок идэ, - кричали озорные казачата.
     Но как-то попался под руку ловкий на язык «горшок», который в ответ сказал ,как отрезал:
 - Хоть горшком пусть зовут, лишь бы в печь не сажали.
      Замялся здесь хохол. Нечем крыть, полезай… картошку рыть.
    
  А надо знать, что в Москве учился тот Мыкола-горшок, в духовной семинарии. Наловчился грамоте, да так, что слова выскакивали из него, словно пули. Да всё ладно, всё в цель.
      Много рассказывал про Москву, про её сорок сороков церквей и храмов.
      Услыхал этот рассказ Остап и говорит:
- Складно брешет москаль,Москва, Москва, наш Киев краще.
      Вот с тех пор и стали звать московский люд москалями.
    
  Не так прост был москаль с виду, как казалось. Шведов да французов бил. Крым воевал, турчанок да хохлушек сильно полюблял. Кашу из топора варил, да такую, что в соседней избе слюной исходили от запахов. А один парубок, говорят, подавился слюной и помер. Ну, это я так, к слову пришлось…

      А потом встретились как-то зараз Мыкола-москаль та Остап-хохол в шинке. Да под жидовску горилку и давай гутарить промеж собой. Ведь одну науку проходили: той у Киеве, другий – в Москве, и латынь одна на двоих.
 - А як з латинского будэ людына? – спрашивает Остап.
 - А то ты не знаешь, ещё наверное, в бурсе учил. Homo… Homo sapiens… - отвечает Николай.
 - Ты, дывысь, Мыкола, то ж с нас списано:
 Но – цэ ж я, хохол…
 mo – цэ ты, москаль…
 
     Выпили под балачки еще пол-штофа горилки  и решили, что они братья теперь навеки. Вот с тех давних пор и дружат, людьми себя считают, человеками… разумными.

      Только наказали детям и внукам, чтобы те помнили, что тот им друг и брат, кто «за кожей гавна с полну цибарку не мает»…


                31июля 2014г.