5. Катафалк с газировкой. Тайны романа о дьяволе

  ЭТО БЫЛО В ЯНВАРЕ ПЯТОГО АПРЕЛЯ,
   ИЛИ
   ПОРА МЕЖ НОСТРАДАМУСА И МОЛОТОВА
   О времени действия романа "Мастер и Маргарита"

  Продолжение. Начало см. - http://www.stihi.ru/2014/07/29/4270
  Предыдущая глава - http://www.stihi.ru/2014/07/29/4424
 ...............

6.Катафалк и тележка с газировкой
 
БУЛГАКОВ СОЧЕТАЛ НЕСОЧЕТАЕМОЕ СООБРАЗНО ТОМУ, как того требовала ткань романа и развитие повествования. Порою он изменял приметы времени и антураж, если это диктовалось сюжетом.

  Вспомним сцену из 19-й главы романа, в которой Маргарита наблюдает похороны Берлиоза:

  «Сквозь шум города всё отчетливее слышались приближающиеся удары барабана и звуки немного фальшивящих труб.
  Первым показался шагом следующий мимо решётки сада конный милиционер, а за ним три пеших. Затем медленно едущий грузовик с музыкантами. Далее — медленно двигающаяся похоронная новенькая открытая машина, на ней гроб весь в венках, а по углам площадки — четыре стоящих человека: трое мужчин, одна женщина… Растерянные лица были и у пеших провожающих, которые, в количестве человек трехсот примерно, медленно шли за похоронной машиной».

  Ну и что? – спросит читатель. Похороны как похороны. Что в них особенного?

  А давайте для начала обратимся к черновикам романа 1928-1929 годов. Здесь в шестой главе «Марш фюнебр» («Похоронный марш») повествуется о тех же похоронах. Вкратце её содержание таково. Бежавший из больницы Иванушка появляется на похоронах в виде трубочиста. Овладев повозкой и телом друга, он мчится по Москве, сея вокруг ужас и панику. От такой езды покойник "вылез из гроба", и у очевидцев сложилось впечатление, что он "управляет колесницей". В конечном итоге колесница вместе с гробом сваливается на Крымском мосту в Москву-реку, но Иванушка чудом остается жив, упав до этого с козел.

  Разницу улавливаете? Это, согласитесь, довольно просто. В ранней редакции фигурирует повозка с впряжёнными лошадьми, в окончательном тексте – грузовик.

  Обращаю ваше внимание на разницу не случайно. Дело в том, что описание похорон относится к разным периодам. В 20-е годы прошлого века принято было везти покойника именно в катафалке. И лишь в 30-е положение изменилось.

  Прекрасно подчёркнуты эти метаморфозы в мемуарах старого москвича Юрия Александровича Федосюка «Утро красит нежным светом…» о его детских годах в Москве 1920-1930-х годов:

  «...Внезапно обычные городские шумы заглушаются торжественными звуками духового оркестра. По центру медленно шествуя похоронная процессия. Милиционер жезлом останавливает движение — замирают на месте трамваи, извозчичьи пролётки, грузовики, телеги. Шестёрка лошадей, украшенных султанами из перьев, запряжённая цугом, катит белую колесницу с гробом под балдахином — катафалк. По сторонам катафалка торжественно шествуют мужчины в белых хламидах и в цилиндрах — факельщики. Один из них ведет под уздцы переднюю лошадь. Почему факельщики? Объясняли, что когда-то они несли вокруг гроба зажжённые факелы. Позади — духовой оркестр, играющий скорбный марш. Сразу за катафалком — длинная траурная процессия. Весь длинный путь до кладбища надо проделать пешком — такова традиция. Разве только вдове и матери покойного разрешается ехать за гробом в нанятом извозчичьем экипаже. Вся процессия, включая экипаж, двигается со скоростью пешехода. Иногда гроб красный — стало быть, хоронят коммуниста. В этом случае оркестр играет не Шопена и не Бетховена, а старый революционный траурный марш, музыку и слова которого я хорошо помню:

  Вы жертвою пали в борьбе роковой
  Любви беззаветной к народу,
  Вы отдали всё, что могли, за него,
  За жизнь его, честь и свободу!

  Позади гроба — друзья и соратники, беловолосые, седоусые мужчины во френчах, участники трех революций. Кое у кого на груди поблескивает редкий в то время орден Красного Знамени. Женщины в высоких ботинках, старомодных шляпках с траурной вуалькой…
  Позднее коммунистов стали хоронить в открытых грузовиках, борта которых были обиты красным кумачом с черной каймой. Оркестр помещался в другом грузовике, но провожающие шли пешком, и вся траурная процессия двигалась со скоростью пешехода…
  Со второй половины 1930-х годов появились похоронные автобусы со специальным постаментом для гроба. Близкие сидели вокруг гроба, остальные ехали позади, в обычных нанятых омнибусах или же в легковых автомашинах. Никто уже не шел, все ехали. Поначалу моторизованные похоронные процессии двигались с траурной медлительностью, потом всё чаще стали набирать скорость, а ныне уже ничем не отличаются от обыкновенного скоростного транспорта. Спешим, спешим! Не только на жизненных путях торопимся, но даже и по дороге на кладбище!»

  Итак, мы видим, что Булгаков со временем изменяет описание процедуры похорон, чтобы приблизить её к современной действительности. Ну и что? – можете сказать вы. Это только доказывает, что писатель в поздних редакциях переносит время действия романа в 30-е годы и соответственно меняет реалии. Значит, правы те, кто настаивает на 1930-х годах как единственно верной дате!

  Не будем столь категоричны. Мы уже привели много всякого рода деталей, которые прямо указывают и на 1920-е годы. И одна из них встречается буквально на первых страницах «Мастера и Маргариты». Помните, друзья страдают от жары и ищут, где бы напиться:

  «Попав  в тень  чуть зеленеющих лип,  писатели первым долгом бросились к пёстро раскрашенной будочке с надписью "Пиво и воды"…
  - Дайте нарзану, - попросил Берлиоз.
  - Нарзану нету, - ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.
  - Пиво есть? - сиплым голосом осведомился Бездомный.
  - Пиво привезут к вечеру, - ответила женщина.
  - А что есть? - спросил Берлиоз.
  - Абрикосовая, только тёплая, - сказала женщина.
  - Ну, давайте, давайте, давайте!..»

  Но, если Булгаков сознательно изменил процедуру похорон соответственно духу времени, неясно, отчего он оставил эту самую будку «Пиво и воды». Не мог же он не заметить того, что уже в начале 30-х годов эти палатки… исчезли! Да-да, не стало их в Москве где-то после 1932 года. Они были характерны именно для 20-х годов прошлого века. Вот что пишет тот же Юрий Федосюк о 20-х годах:

  «В конце бульвара, у Мясницких Ворот, теснились квасные будки частников. Сейчас известен только один квас — хлебный, тогда же было великое множество сортов: яблочный, грушевый и даже «дедушкин» и «бабушкин»… Продавался и морс, всегда красный, кажется, из клюквы.
  Кстати, продавцы кваса и морса продавали свои напитки не из стаканов, а из кружек и мыли эту посуду не водяным фонтанчиком, а погружая кружки в невидимое для покупателя стоящее в их ногах ведро. Не исключено, что все кружки полоскалась в одном и том же ведре».

  Федосюк затем рассказывает о 1932 годе:

  «Вместо квасных палаток в Москве появились коляски, с которых торговали газированной водой. Автоматов тогда не было – торговали только живые продавцы. Пять копеек – стакан без сиропа, десять – с сиропом».

  Замечаете разницу? Не только в том, что палатки заменены тележками, но и кружки тоже заменены стаканами. И исчез напрочь ассортимент: только вода с сиропом и вода без сиропа.

  Между тем в редакции романа 1932-1936 гг. (ряд булгаковедов обозначают его условно как «Великий канцлер») читаем:

  «Откупорили фруктовую – и секретарь, и поэт припали к стаканам».

  Таким образом, очевидно: писатель прекрасно осознавал, что смешивает две реальности. Из одной он берёт квасные палатки, из другой – тёплую газированную воду и стаканы. Но, ежели он так поступал, значит, имел на то свои причины, не всегда понятные для нынешнего читателя.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.stihi.ru/2014/07/29/4523