Сон Беллы Ахмадулиной

             И снова я тоскую поутру.
             И в сад иду, и веточку беру,
             И на снегу пишу я: Сакартвело. 
                Белла Ахмадулина

- Жалею себя,
как последний игрок,
пытавшийся всё отыграться,
но тщетно.
И вот он – конец
(пустота между строк!),
но кто победитель,
чей выигрыш, щедрый?
Лежат, на невидимом
глазу, сукне
купюры невыкупленных
ассигнаций,
и нету пейзажа
в закрытом окне,
как нет состраданья
в глазах ассонансных…

Весь день наполнялся
по капле сосуд,
подставленный словно
под некий источник,
и вот наступил
окончательный суд -
такой же, как он,
переполненной ночи.
И вдруг опрокинулась
тщетная блажь,
в немом безнадежье
проигран без боя
весь этот, ненужный
теперь, антураж
игры, ничего
не являвшей собою.

Вот горсточка стула,
вот горсточка слов
(как пепел надежд
от дурной папиросы)
и нечто извне,
что сюда занесло
в каком-то бреду
(по немому доносу?)
Вставая на цыпочках,
я загляну:
а что же там - за
или над, а в серёдке?

- Ах, Белла!
Я этого ритма - в плену,
мир словно растаял
конфетой в обёртке
и выброшен мягко,
без стука об пол
(всем мелосом духа)
на снег южной ночи -
в тот сад,
где вы пели
о Грузии…

- Пол
уж ночи прошло
(ночи стали короче).
Январь, Сакартвело,
кругом всё бело,
и только пиши -
будешь первой, наверно.
И всё, что хотелось
той ночью – сбылось!
Хотя начиналось,
как будто бы, скверно…