Памятник бесчеловечности

Холод надгробного мрамора и фотография, продолжающая излучать тепло даже спустя десятилетие. Миловидная, жизнерадостная.
х.х.1977-х.х.1993.
Ей было 15 с небольшим. Единственная дочь.
Думали ли родители о том, какой судьбой "наградили" свое единственное чадо в тот момент, когда решили дать ей имя Чечилия.
Рим. Транстевере. Базилика Санта-Чечилия — церковь, возведенная над местом мученичества Цецилии, которая была заперта в парной собственного дома вместе со своим мужем Валерианом. Цецилия не задохнулась в горячих парах, на третий день мучители потеряли терпение и умертвили ее ударами меча в шею.
Все попытки представить иную вероятность равны нулю. Пытаюсь обмануть память, раскручивая трагическую "киноленту" в обратном порядке.
Рыдающая мать барахтается в грязи на краю могилы. Черный ящик медленно выползает из ямы. Молоток отскакивает от крышки. Из плывущего к катафалку гроба свисает край подвенечного платья. Похоронная процессия пятится к маленькой церкви у входа в город мертвых, где скорбный священник прочтет проповедь, проводя параллель между судьбами обеих Чечилий. При слове "Святая" вой перекрывает звуки всхлипываний и рыданий. Вереница автомобилей задним ходом устремляется к городу. Как младенец, уснувший в колыбели, она лежит посреди двора, беззащитная и ничем не прикрытая под взглядами — безутешными, провожающими, любопытствующими, сочувствующими. Полукруг родственников, поддерживающих внезапно притихшую мать, прячущую своё горе перед скоплением зевак. Сбились в кучку растерянные одноклассники. Никто не видит съежившегося, крадущегося за спинами, подростка. Еще не узнан, не пойман, не обвинен...
...Лежащая на дне переполненной ванны, казалось, едва шевелит губами, пытаясь что-то прошептать. Из ее полуоткрытого рта всплывают пузыри воздуха. "Еще жива!" — схватив за голову, мать тащит ее из воды. Пальцы странно сминают череп, словно сдувшийся резиновый мячик. Обезумевшая мать пытается сделать искусственное дыхание, не видя ни истерзанной жгутом шеи, ни раздробленного черепа, ни тела, покрытого многочисленными следами побоев. Широко раскрытые глаза девушки вводят в заблуждение — как живая...
...Голос дочери, звучавший естественно спокойно, не развеял смутное беспокойство. Стеснение в груди и временами словно проваливающееся сердце не могли успокоить таблетки, и, улизнув с работы, она несколькими минутами позже прикоснулась к ручке. Внезапно распахнувшаяся дверь сбила ее с ног. Две тени мелькнули и с громким топотом понеслись вниз по лестнице...
...Знала ли она, что открывает дверь отцовской квартиры в последний раз, когда увидела в глазок лицо подруги, зажатой двумя малолетними выродками?
Жуткие кадры проносятся в голове вперемежку с обрывками фраз, мешаются, не позволяя сложить чудовищный пазл. Нелепые орудия убийства: кроссовок, ботинок, шприц, резиновый жгут, бутылки и решающая сила, дающая жизнь и несущая смерть — вода. Обрывки цепочки, извлеченные из изувеченной шеи. Тряпичная торба, брошенная беглецами у самой двери, с десятком аудиокассет и позолоченными столовыми приборами. Соседи, прячущиеся от криков убиваемой за бронированными дверями. 8 лет заключения, присужденные 15-летнему сыну прокурора и столько же 18-летнему наркоману, только что освободившемуся из колонии для несовершеннолетних.
Я стою перед памятником бесчеловечности, отгоняя призраки прошлого. Улыбка, кудри, высеченные на белом мраморе. А перед глазами мультиэкспозиция: четырнадцатилетняя — я и одинадцатилетняя — она, подпевающие Челентано, на фоне девятнадцатилетней себя, стоящей над нею, искусно обработанной патологоанатомом...
Цецилия лежит как настоящая, под алтарем. На ее мраморной шее видна рана от меча. Кажется, она еще дышит под складками намокшего платья, выпростала три пальца в быстрой агонии. Трогательная статуя работы Мадерно настолько убеждает ненадуманностью позы, что прошел слух: когда открыли усыпальницу, Цецилия покоилась нетронутой, и художнику не понадобилось иной модели, ему позировала сама святая.