Дорога строчки из дневника

Усть-поча не так уж и далеко, но не имея под собой личного автотранспорта, день пути обеспечен. Час на остановке в Мирном,- как само собой разумеющееся, пробка на КПП, закрытый переезд и  обрывок картонки с корявой надписью "На 18 часов до Конево билетов нет", заботливо вставленный  в решеточное окошечко "Кассы". Градус кипения нервов помноженный на тридцатиградусную жару, заставляет глупо смеяться над своим, мягко сказать,  незавидным положением, - следующий рейс только в двадцать два.
Берем сумки и тащимся на ж/д вокзал. В моей голове мысли вернуться обратно в город, но Светка хочет домой. Светка, жена моего брата. Брату- жена, а мне все равно, что сестра. Я ее очень люблю, а это значит, - я еду с ней.
 Ходим-бродим пока в моем сознание не появляется мысль:" А не пойти ли нам на автозаправку? Сегодня пятница, а значит на выходные едут многие. Авось нам повезет и какой-нибудь сердобольный водитель, заправляясь на выходные бензином, подберет две неприкаянные вспотевшие души, и домчит хотя бы до своротки на Конево.

Нам несказанно везет! По пути мы встречаем Максимку и, о, чудо, он едет до самой Усть-почи! Со всеми авоськами загружаемся в его старенькую "семерку". Полчаса на автозаправке и мы , наконец, трогаемся в путь.
Пока молчим, боимся поверить в везение. Но  усть-поченская говорливость берет свое. Говорим про работу, про новый Максимкин дом, про сенокос, про сметану с румяной коркой...
Тут же вспоминаю, что с утра во рту не было маковой росинки.Шелестя упаковкой, вытаскиваю купленные круосаны и начинаю жевать.
 - Ты чо тут тако жуешь? Никак круасаны? Которые все по телевизору-то показывают? Дай ко и мне попробывать.
Максимка бесцеремонно лезет в мой пакет:
- Вкусно...
Он жует, запивает водой, одновременно обгоняя старенький самосвальчик, везущий такую же старую мебель.
- Чьи-то пожитки, - мелькает у меня голове. На ряду с моими мыслями за окном мелькают   две легковушки . Я пристегиваюсь ремнем.
Дорога по асфальту дается легко, если не брать во внимание несущиеся встречные машины и затекшие коленки.


- Все, дефки,  в магазин бегом, и дальше в путь.
Коневский магазин "загружает" нас батонами и колбасой. Некогда расхаживать. Торопливо хватаю знаменитый сельповский зефир, который любит мама. Светка спокойно и аккуратно складывает все в сумку. Какие мы с ней все таки разные...

Сворачиваем с асфальта на грунтовку. Машина подпрыгивает и дребезжит. Ее заносит, таскает по рассыпанному по дороге гравию. Я оборачиваюсь на Светку. Сидит, ужалась вся в уголочек и терпит. Чего-чего, а терпения у Светки не занимать. Спокойная она, - не чета мне. Я другая.

 Впереди еще сотня километров. Мелькают деревни, поля. Красота необыкновенная. Максимка включает магнитолу. К лязгу и дребезжанию прибавляется хриплый рев какого-то "шаншониста". Он простужено кричит про купола, про весну, про волю. Я его жалею. Как же жить, не видя вокруг себя вот этой красотищи.  Луга утонувшие в разноцветье, мосты через ленты рек и речушек. А небо! Какое небо!
На ухабах магнитола заедает, "перепрыгивает" на начало куплета и снова поет тоже самое.Максимка одной рукой рулит, другой, ругаясь,  крутит кнопочки на, как он называет, долбаном патефоне. Наконец, Высоцкий. Слышно плохо и Максимка начинает помогать мэтру. Он поет во весь голос, а машина ныряет в заросшие кустарником повороты, в густые облака пыли, в солнечный слепящий  свет. Рыжая недельная щетина Максимки  блестит, переливаясь яркой осенью. Он стучит кулаком в грудь:
- Ни одной случайной песни, Ирка, тута нет. Все про меня, про жизнь мою трудную, на колесах. Бывает, и поплачу дорогой...
- Ты плачешь? - удивляюсь я
- А что? Отца вспомню и плачу. Думаете мужики и плакать не умеют...
Дядя Коля давно умер, оставив красавицу тетю Лиду с тремя сыновьями...
Потом поют что-то про машину, заверяя, что та никогда, в отличии от женщины, не подведет, про любящее сердце под капотом. А мне кажется, на свинозерских колдобинах  можно растерять все  чувства вместе с автозапчастями.
 Но, слава Богу, верная"семерка" мчит дальше.
 Вместе поем " Земля в иллюминаторе..." Наша молодость - трава у дома!

Машина выпрыгивает на вершину горы и внизу, сквозь густые кроны, выглядывает наша деревня. Даже отсюда видны золотые блики на воде...
- Милая моя,- кричит Максимка, простирая вперед руки и напрочь забывая про руль,- век я тебя любить буду! Нет тебя краше, моя Усть-поча! Тут родился, тут и помру...
 Я вижу, как блестят его глаза. То ли от мужской слезы, то ли от отблесков души простого русского мужика, от рождения до последнего дня носящего в своем сердце родную деревню. И несмотря на гул в ушах и головную боль, мне хорошо и спокойно.