И Высоцкий ошибался

               28 июля 1980 года Владимир Высоцкий был похоронен на Ваганьковском кладбище.
               Высоцкого хоронила, казалось, вся Москва.
               Марина Влади уже в автобусе, направившемся в сторону Ваганькова, сказала
               Туманову, одному из друзей мужа: "Вадим, я видела, как хоронили принцев,
               королей, но ничего подобного не видела!…"
               Из воспоминаний Юрия Любимова: "В общем, мы его похоронили, и в этом есть моя
               какая-то доминантная роль. Они (власти) хотели его тихо, быстро похоронить.
               Закрытый тогда город, Олимпиада, а получилась довольно для них неприятная
               картина. Когда они наврали, сказали, что привезут гроб, чтобы проститься с ним,
               а очередь шла от самого Кремля… Видимо, их мышление было таково, — как такого
               типа провозить мимо Кремля на Ваганьковское кладбище… Поэтому они — раз,
               и в туннель юркнули. Стали выламывать его портрет, который мы выставили в окно
               второго этажа театра… Поливочные машины стали сметать цветы, которые люди
               берегли зонтиками, потому что была страшная жара… И вот эта толпа огромная,
               которая вела себя просто идеально, начала кричать на всю площадь: «Фашисты!
               Фашисты!». Этот кадр обошел весь мир…"
               В 1975 году в первый и последний раз прижизненно в советском
               литературно-художественном сборнике "День поэзии" было опубликовано
               стихотворение Высоцкого «Из дорожного дневника». Прочитав это стихотворение,
               я понял, курганы войны не заросли, что Высоцкий ошибался.

********

Нет порядка, Владимир, полыхают станицы как раньше.
Снова жертвы разборок не находят имён палачей.
Снова льются с экранов потоками фарса и фальши
Голословные отзвуки властьпридержащих речей.

Снова связана совесть, а звонкое эхо - в подвале,
У расстрельных команд злой как пёс бригадир.
И в степях, где ковыль с васильком затоптали,
Вечно пьяный у пушки сидит канонир.

Там не эхом на крик отзывается пушечный выстрел,
А осколки летят и летят и пронзают насквозь,
Кто ни сном и не духом такого и в жизни не мыслил,
Понапрасну надеялся, дурень, на русский авось.

И должно быть, не люди, а призраки Дикого поля,
Чтобы было другим неповадно свободу искать,
Захотели прибить, обеззвучить степное раздолье,
Остальных запугать, запугать, запугать.

Безнаказанно длится злодейская эта потеха,
Совершенно не верится, что всё это всё-таки быль.
Вот вчера расстреляли притихшее звонкое эхо,
И как росы легли утром слезы на вольный ковыль...

Слишком рано, Владимир, в дорожных заметках
Ты писал, что ухабы войны уж давно заросли,
Вырос лес молодой, да сквозь тонкие ветки -
Два огромных штыка остриями своими взошли.

Здесь, на трассе прямой, так тебе показалось,
Что и ты где-то здесь довоёвывал невдалеке.
Потому для тебя и шоссе, словно штык, заострялось,
И лохмотья от свастик болтались на этом штыке.

                27 июля 2014 г.