Обитаемая зеркальность Я

 Вряд ли существуют слова, определяющие поэзию. Среди зеркал теней и отражений
нашего мира поэтическое слово вбирает в себя все эти свойства и несет весть о чем-то совершенно непостижимом другими средствами. Если по старомодному именовать автора лирическим, а я бы сказал, мистическим героем;то героем этих поэм явдяется зеркало всех зеркал и тень всех теней. Может это все тот же Гриновский Крысолов, может библейский Товий, но скорее всего, опять же, сам автор-поэт.
  Особенность новой поэзии уже 21-го века в том, что она, наконец то нашла в себе силы полностью отрешится от идеологических и бытовых реалий и погрузиться в личную метафизику.

Крысолов опустился на стул,
Схему в руки взял, развернул,
И надолго забыл обо всем,
Он склонился над чертежом.

Это, конечно, сам поэт.На самом деле никакие схемы и чертежи ему  не нужны  Он мог бы с таким же успехом откупорить шампанского бутылку, иль перечесть "Женитьбу" Фигаро.Ведь поэма "Ловушка" сама по себе есть ни что иное, как ловушка для
вечности. "Время-путь, что всегда в начале". Поэтому каждая строка поэмы есть одновременно и начало и возможный финал. "И лепечет младенец Кронос,/Как силки расставляя голос". То есть никакой не Кронос, а опять же сам автор.
  Такая поэзия была бы невозможна до "Розы мира" Даниила Андреева-библии новой не техногенной а антропогенной космоэры, где субьективность единственно возможная достоверность. В то же время это довольно четкое завершение антропокосмического проекта Штайнера-Андрея Белого-Лобачева. Последний сфокусировал в себе лирическое Я автора. Ловушка в той  двояковыпуклой линзе, где время фокусируется из вечности,а вечность из времени.
Ну а если с временем слиться,
Быть как время до-воплотиться
В арабесках его, причуды,
В смех Христа и улыбку Будды?...
Если хотите, это смех смеха и ирония иронии. Отражение отраженийи тень теней. Перед нами сложная система зеркальных ловушек нового смысла.
Воспоминания, как будто зеркала,
Но зеркала, подернутые дымкой,
О, как земля становится мала,
Сравнима с флажолетом или скрипкой...
 Дебюсси открыл в музыке обертона, нечто возникающее и спрятонное между нотами. Импрессионисты назвали это дополнительным цветом. Цвет , возникающий между двумя оттенками спектра. А в этой поэзии-отражение между двумя отражениями. Мираж между двумя словесными миражами. Миражи миражей странствуют по библейским пустыням. Их можно увидеть только слепыми глазами. Поэт библействующий странник или странник поэтствующий библеец. 
 Это поэзия поэзии. Никакой освинцовленности тяжестями сиюминутных забот. Эвритмия смысла и растворение в обертонах неожиданных озарений. Некая метафизика метафизики, опять же смысл не в умножении, а в обертонах и дополнительных цвтогаммах. Игра имен Товит и Товия так напоминают мне имяславие Флоренского и его ученика и моего наставника Алексея Федоровича Лосева, любившего повторять:"Бог не есть Имя, но Имя-Бог. В данном случае заменим слово Бог словом Поэзия и всё встанет на своё место..