1993

I.

Зима.
Год - девяносто третий.
Метель на улице, деревья в суматохе гудят.
Гуляют какие-то дети,
какие-то дети спят.

И ходят по переулкам прохожие.
Автомобильный дым
им
лезет в глаза.
Скажите,
если бы вы были моложе,
то вы бы вернулись назад?

Туда,
где мелочи собранной хватало на эскимо.
Туда,
где во дворе стояла коробка и все играли в хоккей.
Туда,
где партия в домино
означала спор на портвейн, -

чем дальше к вечеру время шло.
Чем больше сыграно партий было дедами,
тем больше все говорили "ещё"!
И играли.
Играли,
играли.

II.

Доигрались.

Я помню тот год, будто только родился.
Зима была жуткой. И мужик в дубленке овчинной
в соседнем дворе... Хм... застрелился
в своей же гостиной.

А месяц назад обстреливали белый дом.
А два дня назад в Армении упал АН-26 Б.
И это при том, что в Лондоне на ландо
Елизавета Королева смотрела Биг-Бен.

И это при том, что еще не остыла память
про происшествие поезда при Биг Баю Канот.
Но это ладно: неделю назад сгорела баня -
ведь это важней. А то - было давно.

Давней еще - в Северске, что под Томском
на местном химкомбинате произошел взрыв.
И несколько сотен, по-моему, подростков
смертельное получили облучение головы.

Про это помнят не все, память уходит с годами.
Ведь память наша - сумбур, буря стихий.
Что означает в коренном восклицании -
что доигрались они,

старики.

III.

Фаталисты мы.
Артисты мы,
но не театр
по нам плачет.
Я бы
рассказал вам все,
но поступлю
однозначно
иначе.

Зима та -
важна для меня,
как и для вас,
в общем.
Но я
ее ненавижу
больше,
чем
бывшую тещу.

У этой зимы
поганая
метка,
татуированная.
Эта зима -
горе мое
и
истома моя.

Проблема
в простом -
в рыбе,
что в
домино
у стариков
встала
клином.
Эта зима
запятнана
ее
бессовестным
сыном.