Глава пятая. Да - мы хотим, да - мы желаем...

            ГЛАВА   ПЯТАЯ.
               
                Да -  мы хотим, да - мы желаем,
                Чего вот только мы хотим?..

                1.

Что жизнь поэта, если словом
Своим он крепко дорожит,
И к чуждым помыслам готовым
В стремленьи к славе не спешит?
Поэт прочувствовать обязан,
Кем был согрет, а кем – наказан.
Кто на него, и как смотрел,
А после – чувствам самым разным
Дать в сердце каждому удел,
И время дать для очищенья,
Потом их надобно понять,
А там уж можно сочинять
Одно иль два стихотворенья –
Тут не разметишь наперед
Материалы и расход.


                2.

Мне скажут: многие ли мучат
Себя подобной ерундой?
И Пушкин всех их был не лучше
В своей рабочей мастерской, -
Тем паче он о вдохновеньи.
О мимолетном настроеньи
Всегда любил порассуждать,
А вы хотите размышленье
Стихам воздушным приписать…
Эх, мысли-мысли дорогие!
Когда б вас не было – слова
В уме б раздвинулись сперва,
И расползлись  в углы глухие
Ума бездарного – потом
Поди, обделай их стихом!


                3.

Да… Вдохновенье...   Вдохновенье!..
Оно приходит иногда! –
Оно приходит, как теченье,
Как благодатная вода,
И слово схватится за слово…
Как  ключ в замок, как гвоздь в подкову
Один глагол в другой войдёт,
И жизнь людей понятьем новым
Тогда нежданно процветёт!
А как писать без вдохновенья?
Возможно ль это? Разве тот,
Кто применил к стихам расчёт
Достоин будет уваженья?
Нет, нет, и нет! – такой подход
В искусстве тонком не пройдёт.


                4.

А что пройдёт в искусстве тонком?
Где вдохновения набрать,
Когда идет за смыслом гонка,
И нужно править и марать
Листы десятками? В «Руслане»
Он приспособился старанье
На долгий срок распределять.
И с той поры умел вниманьем
На труд писательский влиять.
Пришла привычка к размышленью, -
Нет, он спокойнее не стал,
Но не всегда ж поэт играл,
Блудил и спорил с настроеньем –
С самим собой наедине
Бывал он часто в тишине.


                5.

О чем он думал? Как и все мы,
О жизни думал о своей,
О продолжении поэмы.
О неразумии властей,
О европейском положеньи,
О сердца дамского движеньи,
Когда волнуется оно,
А мы при этом – иль в сомненьи,
Иль нам в то время  - всё равно,
Куда движенья дам стремятся…
Он думал бедность пережить,
И думал – лучше ли служить.
Иль воле вольной предаваться.
Но мысли были холодны,
Весьма циничны, и верны.


                6.

Да, наш поэт бывал циничен –
Мне жаль об этом говорить, -
Цинизм всегда эгоистичен,
Но строго циников судить
Не станем – мы и сами  были
Циничны, прежде чем открыли
Творца и неба, и земли,
А там – кто знает, где б мы плыли,
И чьими б веслами гребли…
Но согласитесь – развлекаться.
Гулять, коленца вытворять,
Потом суть этого понять –
И дальше тем же заниматься?..
Не глупо ль это? Не смешно ль?
И не скучна ль такая роль?


                7.

Он временами стал томиться,
Грустить, и чаще стал мечтать
О возвращении в столицу,
И даже вздумал написать
Министру некое прошенье
О том, чтоб как-то разрешенье
Ему на отпуск испросить,
Чтоб дел семейственных теченье
И освежить, и укрепить.
Потом в наивном ожиданьи
Он вновь развлекся, как умел.
И над поэмою корпел,
В столице ж грустное посланье
Его носили по столам
Как сувенир, и мелкий хлам.


                8.

Наивный Пушкин! Разве можно
О бегстве к грекам рассуждать,
Царя ругать почти безбожно,
И отпускного счастья ждать? –
Его письмо не раз читали,
И. ясно, отпуска не дали –
Я вам недавно объяснял,
Как в Петербурге узнавали
О том, куда поэт дерзал,
И чем на юге увлекался…
Когда растаяли снега,
И Днестр раздвинул берега,
И развернулся, и поднялся,
Прислали Пушкину ответ.
В нем главным было слово «нет».


                9.

Ответ его расстроил? Очень!
Но, слава Богу, к той поре
Поэму он почти окончил,
Иначе с мыслью о дыре,
В которой дальше обретаться
Он должен будет, и пытаться
Досуги дурью заполнять,
Он мог в трудах подзадержаться,
А  с тем – немало потерять,
Поскольку новое созданье,
То, где страдал татарский хан,
И слезы грустный лил фонтан
Поэт доделывал с желаньем
Помимо Гнедича отдать
Для большей выгоды в печать.


                10.

В те времена уже владела
Им мысль упорная о том,
Что стих – не фикция, а дело,
И можно хлеб добыть стихом –
Он сам о том не догадался,
А просто знания набрался
У тех, кто в Англии бывал,
Кто в Геттингене обучался.
И кто во Франции живал –
Там люди книги сочиняют,
Когда им надобен доход, -
Издатель авторам работ
Исправно деньги поставляет,
И сам в печали не сидит,
Когда сравняет спрос и сбыт.


                11.

Итак, направленный Инзову
Из министерства внешних дел
Ответ поэту отпускного
Дать разрешенья не велел,
А службой он не занимался…
Гулять? Он, вроде, нагулялся,
И с кем гулять в глуши всерьез?
А заработать размечтался
Стихами денег целый воз…
Что ж было делать в Кишинёве,
В грязи Молдавии скупой?
А между прочим, наш герой
Уж был почти что наготове
Писать в стихах тогда роман,
К нему имея первый план.


                12.

Что ж за роман? Каким сюжетом
Надумал Пушкин удивить
Своих читателей? С портретом
Каким решил он выходить
На очи к публике почтенной?
Герой столичный, современный,
Любимец женщин, денди, хват,
Нигде ничем не утружденный –
Таким его был вывесть рад
Теперь поэт на обозренье –
И никаких морей и гор!
И только светский разговор,
Людей воспитанных стремленья
Хотел писать он, хоть в труде
Мечтая быть в своей среде.


                13.

Роман писать он начал в мае –
К чему напрасно срок тянуть,
Когда идея есть живая.
И первых дел понятна суть?
Героя он назвал «Евгений» -
Ему плоды своих воззрений
На вещи многие отдал,
И в свете высшем – положенье.
Какое сам иметь мечтал,
И денег правильную сумму.
Которой с роду не имел,
Зато иметь всегда хотел,
И о которой часто думал,
И с тем героя отпустил,
Чтоб он в столице вольно жил…


                14.

И тут явилось искушенье:
В Одессу Пушкина Инзов
Опять пустил для развлеченья.
Морского ветра свежий зов. -
В дороге – бойкое движенье,
В Одессе – греков окруженье.
И всякой публики иной
Поэту были развлеченьем.
Покой Молдавии глухой
Невыносим ему казался –
Тогда казался…  В скучный плен
Он некий призрак перемен
Внести с Одессою пытался –
Так рыба, снятая с крючка
Желает быть внутри сачка.


                15.

А царь в Одессу назначенье
Дал человеку. Человек
Был очень дельным, без сомненья –
Граф Воронцов! – Безумный бег,
Прыжки без смысла и расчета.
Поступки ради анекдота
Граф абсолютно презирал.
И жизнь, как твердую работу
В добытом чине понимал.
Воспитан в Англии, уменьем
Столярным с детства он владел –
Его отец ему велел
Пройти и это обученье. –
Отец, посол и  дипломат
Имел на жизнь широкий взгляд.


                16.

Граф воевал, и видел дело,
В бою не трусил, не дрожал,
Француз ему сурово в тело
Свой штык убийственный вонзал.
Он грудь лечил в своем именьи,
И офицеров на леченьи
С ним было где-то с пятьдесят –
И все на графском попеченьи! –
И триста раненых солдат!
Когда ж из Франции обратно
Домой он корпус выводил,
За офицеров заплатил
Он все долги, чтоб грязи пятна
На честь мундира не легли,
Пусть на чужбине, пусть вдали.


                17.

А за долги продал он, кстати,
Свое имение тогда,
И обо всем об этом хватит,
Я полагаю, господа. –
Вы личность графа оценили.
Его не очень-то любили –
Он был педант, и был гордец,
Но все при этом находили,
Что граф – отменнейший делец.
С тем губернатором назначен
Он был царем на русский юг
С учетом знаний и заслуг,
Чтоб был его трудами схвачен,
И явлен всем законный плод
Державных праведных забот.


                18.

Друзья поэта к Воронцову
В столице с просьбами пошли,
Чтоб он беднягу молодого
Из кишиневской взял земли
К себе в Одессу под начало.
У графа просьба не рождала
Неодобрения сперва –
Людей он видывал немало,
И слышал разные слова
Но тут, как будто – всё толково,
И дело, вроде, говорят –
Был парень, вроде, виноват.
Наказан был, но не сурово,
И если что-то понял он –
Бог даст, окажется прощён.


                19.

Граф прибыл к месту назначенья
Один сначала, без жены,
И были чинным представленьям
Его труды посвящены.
Дней пять, а может – и неделя
Прошли, а может – пролетели,
И граф о Пушкине спросил:
«Он тут? В Одессе? В самом деле?»
И стихотворца пригласил.
Поэт пришел, стоял в стесненьи,
Не пресмыкался, не ловчил,
И с удивленьем получил
От Воронцова предложенье
Служить по линии своей
В Одессе с честностию всей.


                20.

Поэт мгновенно согласился
На предложенье, и просить
Инзова тут же устремился
Его в Одессу отпустить…
Инзов своих душевных правил
Не изменил, не переправил.
И разрешенье сразу дал.
«Зачем же он меня оставил? –
При этом с грустью он сказал. –
Ему со мною было ль тесно?
Его ли я не отпускал
Куда он только ни желал?
Была ему бы и Одесса…
А Воронцов – иная стать,
И с ним ему несдобровать!»


                21.

И вот – Одесса!  Порт торговый –
Не Амстердам, не Вавилон,
Но по сравненью с Кишинёвом
Был город этот оживлен!
Там был театр – не кишинёвский1 -
Там люди пели на подмостках!
Там итальянский был вокал!
А в ресторанах блюд заморских
Зазывный дух всегда витал.
Немало публики почтенной
Теперь тут было, вместе с ней
Авантюристов всех мастей
Туда несло – так непременно
Бывает там, где в явный рост
Пойдет какой-нибудь форпост.


                22.

Теперь о женщинах – как всюду
В больших портовых городах
Немало всяческого люда
Свободно ходит при деньгах,
И жаждет ярких впечатлений,
Любви, и просто – наслаждений,
Так и в Одессе женский пол
На рынке сладких постижений
Бесспорно, с миром вровень шёл
К тому же – юг! – Там все стремятся
Одежду как-то облегчить,
И взгляд  горячий получить
При том не очень-то боятся,
Короче – женщина видней
На юге – этим юг ценней.


                23.

Но к южным женщинам кипучим
Годков пять-шесть тому назад
Он находил бы часто случай
Бросаться в поисках услад, -
Теперь все было чуть иначе –
Ответной страсти недостачу
Еще он часто покрывал
С девицей бойкой и горячей.
Какой он имя еле знал,
Но уж хотел он отношений,
Уже любви душой желал,
И вкруг себя любви искал,
Не ограждая круг воззрений
Ни положением девиц,
Ни брачной жизнью милых лиц.