Глава четвёртая. Не все в столице осквернились...

     ГЛАВА  ЧЕТВЁРТАЯ

                Не все в столице осквернились,
                Не все до подлости дошли               

             1.

А государь о положеньи
Страны совсем немало знал –
И помогало окруженье,
И Бог, бесспорно, помогал.
Когда холодная могила
Митрополита Михаила
К себе навеки приняла –
Иной восстал,  и взялся с пылом
За те же самые дела,
Но не в трудах епархиальных
Загвоздка главная была –
С Библейским обществом вошла
В разлад тяжелый и печальный
Святая Церковь, и должна
Была за сим пойти война.


                2.

Заметим сразу: князь Голицын
Ни с кем не думал воевать,
Он продолжал душой учиться,
Людей и Бога познавать,
Но в место общего влиянья
На просвещенное сознанье
Он, к сожаленью, превратил
Своё почтенное собранье:
Как знал – так делал, так творил,
А тут – Россия! – мир неверный,
Где честь – слаба, любовь – слаба,
Где жизнь убога и груба.
И нет привычки тонкой скверну
От пищи доброй отличить.
И хвори некому лечить.


                3.

Скопцы, хлыстовцы, молокане
И протестанты всех мастей...
Голицын всем дарил вниманье,
И всех ценил своих гостей,
Он разных льгот им добивался.
И в комплиментах рассыпался.
И в типографии не раз
С согласья князя издавался
Текст, для церковных строгих глаз
Недопустимый совершенно,
И Серафим-митрополит
Не зря бывал весьма сердит,
И хоть держал себя степенно,
Душою страстною кипел,
И действа внятного хотел.


                4.

Тогда явился Фотий Спасский,
Архимандрит. Он был не стар,
И говорил всем без опаски
О том, что вновь грозит пожар
Руси Великой, и спасенье
Её в отказе от ученья
Гордыней вскормленных людей,
Ведущих к бунту самомненья,
А следом – к бунту площадей.
Его прогнали из столицы,
Но буйный Фотий не пропал,
Свое твердить не перестал
И, как игумен, смог добиться
Успеха – два монастыря
Он поднял, тяжкий труд творя.


                5.

Ему деньгами помогала
Графиня Анна – без казны
Успеха в деле было б мало –
Повсюду денежки нужны.
Графиня дочерью Орлова,
Гвардейца, графа удалого
Одной-единственной была.
Она за грех отца родного
По вольной воле начала
С большим усердием молиться,
И Бог, видать открылся ей –
Из родовитейших семей
Мечтали с нею обручиться
Сыны-красавцы, но она
Христу решила быть верна.


                6.

У Анны были миллионы,
И много кто пред ней кадил,
Но Фотий верой непреклонной
Её своею поразил.
Он сам доволен был немногим,
Всё время думал лишь о Боге,
И о судьбе страны родной,
Считал, что царь ей нужен строгий,
Нужны надёжность,  и  иокой.
Графиня  это оценила,
И вслед за Фотием пошла,
Построить церкви помогла,
И Серафима убедила,
Насчёт того, чтоб  наконец
Дать должный Фотию венец.


                7.

Митрополит побыл в сомненьи
Совсем недолго, и решил,
Что прекратить пора гоненье,
И что игумен, полный сил,
Пускай потрудиться в столице…
И Фотий вскоре появиться
Смог в высшем свете среди тех,
Кто думал к высшему стремиться,
И кто боялся слова «грех» -
Такие люди в свете были.
Мужчин игумен задевал
За душу реже – идеал
В нем чаще жёны находили,
И я не вижу в том чудес –
Господь для жен сперва воскрес.


                8.

Так что же Фотий? Кто он, право?
Авантюрист, лукавый льстец?
Искатель денег, счастья, славы,
Иль просто бабник наконец?
Нет! – Я вас, милые расстрою:
Он и не то, и не другое,
И в третьем не был он нечист,
В нём было рвение святое,
Он был отважен и речист.
В архимандрите ошибался
Тот, кто пророка видел в нём,
Сам Фотий в облике  таком
Перед людьми не появлялся,
А если что и предрекал,
Себя Исайей не считал.


                9.

Не надо думать, что Голицын
Был православья злейший враг, -
И он хотел того добиться,
Чтоб над Россией Божий знак
В красе и силе укрепился,
Он православие стремился
Во всём очистить и поднять,
Он с темнотой поповской бился,
И хоть не смог того познать,
Что православью нет замены
В душе у русского – оно
Существовать должно одно,
Оно и крыша нам, и стены, -
Князь церкви столько помогал,
Насколько церковь понимал.


                10.

Он знал, что церковь – это люди,
И знал, что церковь – это свет,
И знал, что там добра не будет,
Где человека с книгой нет,
И знал, что вера есть основа
Всего великого, святого,
Хоть сам, быть может, не имел
Он чувства этого большого,
Но перед тем благоговел,
Кто чувством веры исполнялся.
Однажды Фотий князю был
Представлен. Князя восхитил
Он тем, что даже не пытался
Из угожденья перед ним
Смягчиться помыслом своим.


                11.

И князь решился государю
Представить Фотия – был он
Тогда в его особом даре
Весьма серьёзно убежден.
Царь  повстречаться согласился,
И Фотий вскоре появился
В покоях Зимнего дворца.
Властитель просто изумился –
Слова духовного лица
Царя  нередко волновали,
Но чтобы мерою такой
Его монах почти простой
Задел – об этом он вначале,
До входа Фотия в чертог
Ни думать, ни мечтать не мог.


                12.

Так что же, Фотий назиданье
Царю давал насчет страны?
Нет, не давал – свое сознанье
Мы сами выстрадать должны.
И это знал игумен страстный –
Он о большой Руси несчастной,
И о масонах говорил,
И о деснице строгой властной,
Которой Русь Господь вручил,
Что дух Писания Святого
Лишь в православии живёт,
И дело к худшему придёт,
Коль внутрь колодезя живого
Продолжит гадкий течь поток
Из мёртвых слов, и подлых строк.


                13.

И государь тогда колени
Перед игуменом склонил,
И у него благословенья
На день грядущий испросил,
И не был шагом лицемера
Его поклон – простая вера
Вдруг озадачила его,
Он вдруг увидел с горней сферой
Её великое родство –
Недаром сей монах речистый,
Не самый мудрый из людей
Одною верою своей
Легко вникал в такие смыслы.
В которых тонкие мозги
Пока не видели ни зги.


                14.

Так видя плод перед собою
Горячей веры, царь опять
Решился глубже над судьбою
Своею дальше размышлять.
И не в Европе горделивой,
Размеренной, трудолюбивой
Теперь себя он представлял –
Седой монах неторопливый
Уже ему примером стал.
Когда в молитве отвлекался
Он вдруг от смысла тайных слов.
Тогда монашеский покров
Ему порою представлялся.
Покров он в мыслях примерял,
И ясность чувств потом терял.


                15.

Но за страну пока ответа
Ещё никто с него не снял.
И государь к исходу лета
Решился, и указ издал –
Масонов тайные собранья
Он запретил, и наказанье
Тому вперёд определил,
Кто не проявит пониманья
В движеньи слов, умов и сил.
Царь был не глуп – одним указом
Нельзя унять тяжелый вал,
Властитель это понимал,
Но он раскрыл гнездо заразы,
И росчерк царского пера
Зло отграничил от добра.


                16.

Когда о выходе указа
Узнал опальный наш герой,
Он в этом повод для сарказма
Нашёл, и очень неплохой,
Но сердцем Пушкин не смущался –
Тогда в столице издавался
«Кавказский пленник». Гонорар
Теперь поэту причитался,
И книги личный экземпляр.
Бог с ним, с особым экземпляром
(Хотя и это – не пустяк),
Но Гнедич! – Гнедич не «за так»,
Как это прежде было – даром
Отправил книгу в оборот,
А дал пятьсот рублей! – Пятьсот!


                17.

Поэт наш праздновал награду,
Долги охотно раздавал,
Друзьям свою «Гаврилиаду»
По почте в письмах рассылал,
И в письмах тех же поминая
Власть колким словом, не вникая
В предупреждения о том,
Что письма часто открывают,
И изучают их потом.
Он не внимал предупрежденьям –
Пусть открывают, коль хотят –
Поэта им известен взгляд,
Но если их гнетут сомненья –
Пускай утешатся, и злость
Пускай как псу им будет кость.


                18.

Спросите вы меня: менялся
Герой наш как-то, или нет,
Когда на юге обретался?
Конечно, да! – Движенье лет,
Людей и мест всегда меняет
Того, кто этого желает,
Кто как-то крутит головой,
Одно с другим сопоставляет,
И наблюдает за собой.
Да! Всякой всячины влиянье
Дано нам в жизни ощутить,
Влиянье может изменить
И ум, и душу, и сознанье
Когда – в секунды, а когда –
По каплям в годы (иль, в года?)