Смерть на рейве. глава вторая. Непонятненько

В тот вечер, ровно, как и в любой другой, он занимал именно такое положение в обществе. Любимец публики, публицист от рождения, рожденный в публичной библиотеке, зачатый в публичном доме, Павел Лаврентьевич слыл. Слыла и Ольга Михайловна, прозебающая поэтесса со стеклянным глазом и двойной "н".
Густаво наблюдал за их жизнью свысока. Сидя на верхушке сосны, он мысленно мечтал спуститься ниже плинтуса. Но врожденные манеры требовали от него продекламировать стихи на французском.
Давече в сарае он наблюдал весьма прозаичную картину. Это был ранний Моне. Поздний Моне наблюдал за ними обоими. Картина маслом - кажется, это была лучшая работа Густаво за завтраком.
Послышался тревожный рев.
- свининки извольте!
Павел Лаврентьевич ответил отказом от стереотипов.
Ольга Михайловна обиженно вздремнула. В тот вечер она вынашивала коварный фартук.
Густаво медленно потягивал брусничный коктейль и папироску. Он также вынашивал коварный и хитрый брючный костюм.
Чуть позже, через несколько часов с того момента как он второй раз высморкался в новый шерстяной платок, Густаво дал джазу. Никто не взял. Он дал снова. На этот раз нашлись желающие макарон с сосисками. Густаво обдумал все как не следует.
Спустя еще рукава он направился в свой сарай, чтоб заточить поострее топор и несколько сочных бургеров. Наступала неловкая ночь.