Архитектор дьявола

         Архитектор дьявола [1]


                I

«Поздравь меня, любимая, сегодня,
Наверно, лучший день моей карьеры,
И милость снизошла на нас господня
Великой зарождающейся эры.

Я получил работу и отныне
С тобой нуждаться мы ни в чём не будем,
Детей в достатке на ноги поднимем
И дней голодных муку позабудем.

Забудем нищеты позор с тобою,
И дом построим мы себе у леса,
Над озером с небесной синевою,
В стране достатка, счастья и прогресса.

И будет свой автомобиль, водитель —
Далёкий путь нам больше не помеха,
Ты не поверишь, мой руководитель —
Сам Шпеер — главный архитектор Рейха.

Начнём мы стройку века в чистом поле,
Посёлок — лагерь, с вышками, забором —
Там будут исправлять трудом в неволе
И всех неправильных исправят скоро.

Ах, дорогая, видела б ты только,
Какие планы в чертежах готовы,
В них нет изъяна, слабости нисколько —
Но есть перерождения основы!

Я видел человеческий конвейер,
Все эти чертежи, узлы, детали —
Какой великий архитектор — Шпеер!
Такого гения ещё мы не видали!

На главной площади с трубой большою —
Огромной бани двери в печь откроют,
Где человека с грязною душою   
До внутренностей, до кишок отмоют. [2]

И если выживет, дойдёт он до барака —
На нас работать будет он бесплатно,
Но много человеческого брака
Наш новый мир не примет вновь обратно.

А кто свою вину трудом искупит
И перед обществом покается публично —
Я знаю, всех, кто, выжив, так поступит,
Простит, конечно, добрый фюрер лично.

Не правда ли, прекрасная идея —
Очистим мир от грязи и отбросов,
Тогда и печь остынет, холодея,
Избавив от сомнений и вопросов  —

Жене сказал — увидишь, Лорелея,» —
Найдя работу после долгого мытарства
Чертёжник Генрих и лицом светлея,
Смотрел на будущее государства.

18. 07. 2014



                II. В мастерской

«Как хорошо работать в мастерской:
Опрятный зал, макеты и бумага,
Повсюду кульманы и день деньской
С рейсшиной что-то чертит работяга.

И целый мир в прекрасной голове
Зовёт к перу, разбуженный мечтами:
Вот небоскрёб в небесной синеве,
На берегу большой реки с мостами,

Дороги, эстакады и мосты,
Как вены неземного организма,
Что вырос вдруг на свет из пустоты,
Страдая от гордыни гигантизма.

Но время требует того от нас
И балует всегда тщеславных больше,
Империя рождается сейчас,
Уже вернули наши земли в Польше!

Под стать победам строим новый мир!
Наш новый пантеон с полубогами,
Откуда будет говорить кумир
Дрожащей твари где-то под ногами.

А вот наш стадион, как Колизей,
Вот Зал Народа[3] свой огромный вес
Собрал в кулак, вот будущей музей
С гробницей для рейхсфюреров СС[4] —

Всё будет говорить о нашей славе
Рабам — славянам диким очень скоро,
Когда начнут они служить державе
Покорно, в ожиданьи приговора,

Во время пира, после всех побед,
Как будет Рось раздавлена и смята —
Россия — вот источник наших бед,
Во всём Россия вечно виновата», —

Так думал Генрих, завершив набросок
Ограды типовой для лагерей,
Взял новый лист — чертить барак из досок —
Работать надо лучше и быстрей.

19. 07. 2014



               III. Разговоры

Свободные минуты, как обычно,
Конечно занимают разговоры,
Всё это так знакомо и привычно —
Беседы о политике и споры.

«Скажи, Иосиф, — Генрих обратился
К соседу, пожилому иудею, —
Ты видишь зло в фашизме, но решился
Зачем-то сам пойти служить злодею,

Зачем ты ходишь в эту мастерскую
И строишь мир, где вас уже не будет?
Зачем работу делаешь такую?
Народ вас выкинет отсюда и забудет.»

Еврей задумчивый и молчаливый
Налил горячий чай, рукой дрожа,
Какой-то чуждый, жалкий, несчастливый —
Ответил, глядя мимо чертежа:

«Ещё вчера от голода сводило
Мучительно и страшно мой живот,
И мир бездушно нем был, как могила,
Кто не был нищим, это не поймёт.

Когда тебя отбросили с дороги,
С дороги общей — правильной, широкой,
И ты идёшь, покуда держат ноги,
Своей тропинкой узкой, одинокой.

Так выжить трудно, даже невозможно,
В какой-то миг я понял, что устал,
И веру потерял свою безбожно —
Все ищут компромисс — и я искал.

И здесь нашёл, работаю и рад,
Я жить хочу, поймите, просто жить!
За кофе с коньяком и шоколад
Недавно стал я фюреру служить.

Подобно смерти потерять работу.
Ушёл в работу я — забыл о Боге,
Забыл завет — работаю в субботу
И не бываю больше в синагоге.»

Открылась дверь и разговор прервал
Сам Шпеер — главный архитектор мира —
Весь мир его ведущим признавал, [5]
А он — господство своего кумира.

20. 07. 2014



                IV. Шпеер

Красивый, с обаяньем благородства —
Он истинный ариец — всем пример,
Как верный знак арийского господства —
Пророк, посланник бога, высших сфер.

Гарантией успеха, без сомнений,
Принёс он свой талант в бездарный век,
Как человек грядущих поколений,
Как полубог, не просто человек.

Приятный собеседник в разговоре —
Влюблял в себя нередко и мужчин,
И фюрер после первой встречи вскоре
Без всяких видимых на то причин

Поклонником таланта стал такого
И захотел вовлечь его в свой круг,
Ещё наивного и молодого —
Внезапно как-то и случайно вдруг.

Когда-то Гитлер сам хотел быть зодчим,
И эту ипостась свою любя,
Он в Шпеере увидел между прочим,
Как будто отражение себя,

Каким бы стал он, если б неудача
Не подкосила планы на корню,
Когда не сдал экзамены и, плача,
Ходил по Вене, обманув родню —

Скрывая свой провал в полуподвалах
Пивных прекрасной, недоступной Вены,
Скитался по приютам на вокзалах,
Но веры не утратил в перемены.

И Шпеер Гитлера любил ответно,
Готов идти за ним был до конца,
И верил фюреру он беззаветно
За силу и возможности творца,

Которыми был наделён безмерно
От странной той большой мужской любви,
И Шпеер душу дьяволу наверно
Отдал бы тут же — только позови.

Готов продать был дьяволу он душу
За государственный большой заказ,
Готов терпеть был дурака, кликушу
И выполнять его любой приказ,

Готов скрепить был кровью все печати
На всех своих проектах для него,
Искал его среди нацистской знати —
И дьявола нашёл он своего...[6]

Вошёл: — Хайль Гитлер, — руку вскинул резко,
Одобрил мимоходом чертежи,
Стараясь говорить солидно, веско:
«Ну что же ты, Иосиф, не дрожи, —

Сказал он вдруг несчастному еврею, —
Иди домой, по новому указу, [7]
Держать евреев больше я не смею, —
Сказал, спокойно отчеканив фразу, —

Германия для немцев и отныне
Любой квалифицированный труд —
Пером царапать ватман по рейсшине —
Для немцев — а евреев не берут,

Евреям труд пока оставлен прочий,
Неважно нам, какой специалист —
Работать будешь ты разнорабочим,
А думать будет за тебя нацист.

Пойми, что нам не даст никто ответа,
Всё решено за нас уже давно,
Мне самому не нравится всё это,
Но нас никто не спросит всё равно.»

Он замолчал и посмотрел в окно,
Там начиналась новая эпоха,
И было всё уже предрешено,
И выглядело всё не так уж плохо:

Германия росла, как на дрожжах,
Но из людей несчастных были дрожжи,
С которыми система на ножах,
Которых видно, тех, что не похожи
На остальных, нормальных, на людей —
Дрожжами станет бедный иудей.

21. 07. 2014



Примечания

[1] — Название позаимствовано из документального фильма «Шпеер и Гитлер:
          Архитектор дьявола»/ «Speer und er», — Германия, 2006, драма / биографический

[2] — Подобная баня как центральный объект трудового лагеря для «перерождения»
          людей была в чертежах Черпанова в романе Всеволода Иванова «У». Вот как
          описывает рассказчик чертежи будущего трудового лагеря на Урале, которые
          ему случайно попались на глаза:

               «Здесь мне, во-первых, попалась баня. Такой чудовищной приспособленности,
          как я сразу же понял, чтобы выжать из человека грязь, пот и мерзость, добраться
          до его кишок, промыть их, прополоскать мозги, пропарить мозг на полке — и всё это,
          учитывая особенности уральского климата и уральского человека, всё это видно
          по тому, как сложены камни и бетон; дома побежали с газом, лифтами, дружно
          встали разноцветные клумбы перед домами, даже выпал листок отдельно с рисунком
          частокола: в жизни я не видал подобного частокола, затем я увидал библиотечный
          зал в клубе, и даже можно было разглядеть, что все читают… и, наконец, появился
          сам клуб; из уютной шахматной выкатитесь в огромный зал, облицованный камнем;
          здесь говорит, скажем, чахоточный оратор, но вы все 500 человек имеете возможность
          курить, так как чудовищные вентиляторы выжимают воздух, гнилой и тягучий; в конце
          концов понял я: вредно не столько то, что мы курим, сколько то, что не проветриваем
          наших прокуренных помещений. Я долго любовался клубом.»

[3] — Народный Зал / Volkshalle — идея фикс Гитлера. Внутренний объем этого купольного
          дворца в Берлине, должен был в 17 раз превзойти объем собора св. Петра в Риме!
          Гитлера страшно раздосадовали планы строительства в Москве еще более гигантского
          300-метрового Дворца Советов, увенчанного циклопической фигурой Ленина. Может,
          подсознательной причиной войны со Сталиным был военный ответ на архитектурное
          поражение в борьбе мегаломанов? Но в планах был еще и «Дворец Гитлера», который
          вместе с садами должен был занимать в центре Берлина площадь в два миллиона
          квадратных метров. И полная перестройка Берлина под «столицу мира» с огромной
          Парадной улицей в 120 метров шириной.

[4] — В 1934 году Гиммлер подписал договор о столетней аренде замка Вевельсбург в
          немецкой общине Падерборн. Замок был построен в 1603 году на месте ранее
          располагавшихся здесь старинных укреплений. Склеп в подвале планировалось
          использовать для ритуальных обрядов, а также в качестве гробницы для умерших
          руководителей СС. Замку Вевельсбург была уготована роль центра грандиозного
          жилого комплекса, расходящегося по местности концентрическими кругами.

[5] — Альберт Шпеер действительно оказал сильное влияние на архитектуру мира 30 - 50-х
          годов. Особенно в странах с тоталитарным режимом и на сталинский псевдоклассицизм
          в СССР в том числе. Интересно, что осенью 1939 года архитектурные проекты Шпеера
          были выставлены в Кремле и вызвали одобрение Сталина, несомненно повлияв
          на архитектурный стиль советской Москвы. Даже через несколько десятилетий
          построенное на Кузнецком мосту здание КГБ сохраняет черты имперской канцелярии.

[6] — «За заказ на большое здание я, как Фауст, был готов продать душу.
          И вот я нашел своего Мефистофеля. Казалось,
          он был ничуть не менее обаятелен, чем гётевский».

          Альберт Шпеер


[7] — Распоряжение бургомистра Берлина Юлиуса Липперта. К 1938 году все архитекторы —
          евреи, входившие в состав городского совета, были «освобождены от работы» (beurlaubt).
          Шпееру ответственному с 1937 года за преобразование всего берлинского ландшафта,
          было предоставлено право игнорировать это распоряжение. Ситуация в стихотворении
          с увольнением архитектора еврея — вымышленная, но раз было распоряжение, значит были
          и увольнения и сам Шпеер не мог об этом не знать и не давать этому своей личной оценки,
          пусть даже не высказывая её публично, но пытаясь жить, сохраняя обличье честного
          человека.

         
          http://newshevelev.narod.ru/genkat/442.htm