Прошу слова. О вкусах в эстетике
(Вступление к статье)
Я брюзга. И хотя мне только не полные 27 лет, себя я отношу к законченным брюзгам. И никого не виню в этом, и одновременно – обвиняю «весь мир».
Не виню потому, что моё брюзжание исходит, скорее всего, от высоты моего вкуса. Развития его, или как природного дара, - но именно от него.
Во-первых, потому, что я редко бываю довольна чем-то. Что делать? Ценя содержание, глубину (всё равно в чём: книга это, произведение искусства, человек и т.д.), я в первую очередь обращаю внимание и учитываю форму.
Позвольте, ведь сколько книг написано, фильмов снято, картин наживописано на темы весьма гуманные и вечные: воспевание добра, попрание зла, и т.п., но ведь знаем, помним, изучаем из них немногие, а лишь те, где автор самобытен, ярок, обладает собственным стилем. За этим – и глубина мысли, и осмысление явлений, то бишь, великое.
Поэтому я буду вечно воспевать форму, и буду пристрастна к ней, и не возьму во внимание тысячи книг, стихов, кинолент, иных творений человеческих, если по форме своей они не будут (и это, прежде всего, для меня!) своеобразны, впечатляющи, прекрасны, наконец.
Безусловно, совершенство – редкость, и очень часто не про нас, простых смертных. Тогда – пусть будет просто мера, просто «соответствие формы содержанию», просто простота, скромность, правильность, что ли. Логичность…
Увы, здесь я не пишу ничего нового: всё это известно, и сотни раз описано в учебниках даже, по каким довелось учиться в школе, университете. Но…
Одно дело учебники, другое дело жизнь. Вкус мешает во всём. Когда я читаю хвалебные рецензии на то, что в народе убедительно зовут «мурой», мне становится горько, и сердце бьётся учащённо. Ибо я - человек неравнодушный внутри себя к тому, чем приходится дышать ежедневно. Правда, когда я читаю вполне умеренную и разумную рецензию, скажем, на произведение искусства, которое взволновало меня, и даже, порой, заставляло взяться за перо, чтоб записать и своё мнение о нём, - в такие минуты я счастлива, и черпаю для себя что-то новое (из рецензии), какие-то нюансы, которых не заметила сама, чего, быть может, недопоняла.
Спасибо, нечастые умные авторы (смелые, сказала бы я о них, кто ерунду сумеет назвать всё-таки таковою), за немногие минуты соавторства с вами.
…Должно быть, всё, написанное выше, натолкнёт читающего на мысль о самоуверенности автора, во всеуслышание утверждающего, что у него хороший, а не дурной вкус. И что таковой вообще имеется.
Но, прежде всего, эта самоуверенность исходит из личных наблюдений. Во-первых, те немногие киноленты, полюбившиеся мне в последнее время («О, счастливчик!», «Двое в городе», «Плохой хороший человек», «Свадьба Лины», «Дети райка» и немногие другие), стали темой статей, рецензий для журналистов более зрелых, чем я (что означает – я не единолична в своём пристрастии). То же можно сказать о немногих театральных постановках, которые мне довелось видеть на сценах московских театров (назову хотя бы классический балет «Спартак», постановку пьесы И.Дворецкого «Человек со стороны» на сцене театра на Малой Бронной.
Причём, она произвела на меня впечатление и призвала к перу ещё тогда, когда наша пресса не дискутировала ни по поводу пьесы, ни о её постановке, как и не обращала внимание на её талантливого автора, ставшего вскорости знаменитостью. Видимо, попросту критика долгонько была не в курсе). Но написать тогда об этом спектакле было для меня трудноватое дело, и я оставила это занятие на полпути, не завершив его. А точнее – охоту писать (да и вообще – посещать театры) вскоре отбила напрочь внове увиденная постановка спектакля в филиале МХАТа по пьесе М.Рощина «Старый Новый год» (причём, при участии целой группки небезызвестных и небесталанных актёров).
Но, батюшки вы мои, – что за пошлость предлагалась зрителю! По окончании уже первого действия зрители толпами покидали зал театра. Я, сказать по правде, впервые наблюдала такой феномен, и, поверьте, это очень удручающее зрелище. Да и самой в каждый момент хотелось встать и уйти, но дала себе слово – досидеть до конца, увидеть «апофеоз» возможной пошлятины на театральной сцене. Досмотрела, чтобы ещё больше плеваться. Но!!!
Зато какие дифирамбы в адрес спектакля и пьесы пришлось прочесть позже в серьёзных газетах, за подписями серьёзных - вроде бы - людей, специалистов-искусствоведов (Господи, да прости их за заблуждения, да не прощай за лесть и лицемерие!).
После такого «спектакля» я ходила «потерянной» месяц. А, может, и два, пока попадались на глаза эти дифирамбы (вероятно, спектакль был премьерой, оттого и шли косяком купленные – не иначе! – многочисленные отзывы на него). Но всё-таки к бочке яда, павшего на мои эмоции, примешалась ложечка мёда-справедливости, утешившая моё сердце. Это было небольшое театральное обозрение на страницах «Литературной России», где некто Н.Лейкин (он же ответственный секретарь газеты) поимел смелость и мерку вкуса, чтобы хоть чуть-чуть остудить пыл восторга запроданных рецензентов, с известными в театрально-публицистическом мире фамилиями. Как я была благодарна Вам, г.Н.Лейкин (Вы, конечно, и не подозревали о том, зато как был умерен мой воинственно-младенческий, наивно- провинциальный дух, взывавший к справедливости, честности, пониманию красоты, а не подмены её плешивой фальшью).
...Да, сложно быть человеком со вкусом. Подруги спрашивают об обновах: - Ну, как? Нравится? (платье, шляпка, туфельки, причёска…) А ты, увы, не желая кривить душой, выдаёшь напрямик, как есть, или мямлишь неуверенно-неопределённое: - Да так… ничего… мило… тебе идёт… - А где ожидаемый от тебя восторг? Восхищение? Зависть? То-то же, вкус подводит: высока его мера в применении к будням! Бывало, слышался в ответ справедливый упрёк: - А-а, от тебя похвалы не дождёшься. – И в самом деле, так и есть!
…Они правы. Скучно, наверное, с таким человеком. И чего он хочет? И к чему стремится? Более не довольный, чем довольный? И интересно ль ему так жить? Право же, чаще нет. Но в минуты истинного у-довольствия становится по-настоящему хорошо и победоносно. Представьте себе, всё именно так!
Рассуждать о вкусах, приводя примеры из литературы, поэзии, классики, я могла бы долго. Назову просто имена своих привязанностей с юных, ранних лет: Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, Блок, Гёте, Шекспир, Мольер, Руссо… Тургенева могу тысячу раз перечитывать за его язык. Гончаров – почти кумир определённых лет за сладость описания деталей русского быта… Читая Гоголя, вижу Русь такою, какою она, видимо, и была столетие назад, и, нет-нет, целую (в буквальном смысле!) великие страницы великого писателя! При самых разных восторгах - этого заслужил у меня только он, Николай Васильевич, чудотворец… (Вероятно, будь я немец, проделывала б то же самое с поэзией Гёте, не исключаю).
Горький для меня, пожалуй, только Клим Самгин. Во всяком случае, в первую очередь. Плюс, конечно, рассказы, плюс публицистика. Клим Самгин для меня – то же, что Достоевский (по психологизму), иное – скучновато-разумное…
Я назвала имена, имевшие влияние на меня в возрасте, примерно, до восемнадцати-двадцати лет. Можно, конечно, добавить ещё десятка два имён – Цвейг, Мериме, Овидий, Чапек, Гофман, А.Толстой, Чехов, Паустовский, По, Бальзак, Мопассан, Золя, Ремарк и другие. Но ведь были имена, открытые и чуть попозже: Апулей, Бёлль, Франс, Шолохов, Уитмен, Диккенс, Бодлер, Бальмонт, Ахматова, Волошин, Зиедонис… И не только они.
Но, Боже мой, кто воспринимает э т о иначе? Потому-то э т о классика, шедевры. Известные всему миру.
…И всё-таки в жизни я брюзга. Готова брюзжать по любому поводу и, наверное, потому, неудачница или просто не благодарна к ближнему своему.
Неблагодарность – дело чёрное, неблагородное. Но когда я вижу пороки, то не могу о них молчать. Во-первых, я страдаю от них, хотя они могут касаться лично меня в наименьшей мере; во-вторых, простите, нас всегда учили одному, а в жизни преподносят другое, - это ли справедливо, это ли не болезнетворно?
И вот сейчас я начну брюзжать. Право же, это будет не памфлет, а пишу только в целях добра. И во всём, уверяю, виновен лишь мой добрый вкус, через него и все перипетии.
Да, для начала о том, зачем я всё это пишу. Да потому, что ещё исподволь, в отрочестве, избрала для себя журналистику. Что подсказало мне, юной сельской девчонке, это? Не знаю. В семье пишущих не было. Однако и теперь, через четырнадцать лет, я не думаю, что ошиблась. Не вера ли в добро всечеловеческое толкнула меня к литературе? Я люблю журналистику. Если знаю её скупо (увы!), то понимаю полнокровно. И читая очерк или другой жанр, могу по авторскому колориту определить, где он искренен, где фальшив, где факт достоверен, а где домыслен, порой – довольно искусно, а порой и шит белыми нитками…
Простите мне иронию и сарказм. В принципе, я хочу повести серьёзный разговор, на который меня натолкнуло перечитывание иных компетентных статей из вашего журнала. Понимаете, загораешься, читая умное, веское, правильное, - и тухнешь, сталкиваясь с серостью, посредственностью, недомыслием.
Итак, прошу слова.
……………………………………………………… (не дописано)
январь-1977.
Валентина Лефт
Свидетельство о публикации №114072202961