Евгений Онежин СЛОН

Глава пятая

«Мы носили траур
оркестр играл туш»
(из современной рок-поэзии)

1
Народ у моря ждал погоды,
А делали ее в кремле
Вожди страны, «отец народов»,
Для всех живущих на земле.
Их жизнь немыслима без плана,
Путем насилья и обмана
Народ загнали в скотный двор,
Железный возведя забор,
На нем серпастые узоры,
Знамена, лозунги везде
И гимн рубиновой звезде.
Слышны об оттепели споры,
Всеобщем счастии кругом
И больше ни о чем другом.

2
«Отец народов» торжествуя
Победный продолжает путь:
В страну ГУЛАГ одну шестую
Планеты всей сумел впихнуть.
И вот по воле негодяев,
За что, совсем не понимая,
На самом дальнем островке,
На зековском сухом пайке
Святой отец, едва не плача,
На сани рыбу нагрузив,
Себя в коня преобразив,
В оглобли впрягся вместо клячи.
Он так работает давно –
«Бугром» задание дано.

3
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут –
Все это прошлых лет природа
И нового не много тут.
Обласканный могучим богом,
Иной поэт парадным слогом
Риторики победных лет
Живописал другой портрет.
Он вас пленит, я в том уверен.
Читал я в бодреньких стихах
О тех – с винтовкою в руках,
Опровергать их не намерен.
Вернуться нам пора с тобой
В барак невольницы младой.

4
Татьяна русскою душою,
(сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму.
И даже в зоне, в день морозный
И по событиям тревожный,
Угрюмые тона снегов
Благополучных берегов
Ее немножко волновали.
В бараке в эти вечера
Была желанная пора,
В тепле их души согревались.
Хорош с мороза кипяток –
Из кружки маленький глоток.

5
Татьяна верила преданьям
Величия своей страны,
Речам торжественным, собраньям,
Что гордым пафосом полны.
Вождей огромные портреты –
Порядка строгого  приметы
Нам указуют верный путь,
Что мы придем когда-нибудь
Туда, где счастие предвидя,
«Отец народов» всех манил
И справедливо тех казнил,
Кто нашей жизни ненавидя –
Своей ученостью важны,
Ответ держать за то должны.

6
Она смириться не хотела,
Когда счастливая звезда
Ее в небытие летела
И угасала.  Никогда
Она бы с этим не смирилась.
Пока в груди сердечко билось,
Всегда надеясь как-нибудь
Беду свою перешагнуть
(не ведая ее размаха),
Лишь видя рядом тех людей,
Что перешли дорогу ей.
Они внушали чувство страха.
Но жизнелюбия полна,
Судьбы своей ждала она.

7
Закономерность находила
И даже в ужасе она:
Так нас природа сотворила,
Что жизнь в полоску быть должна.
Конечно, в зоне жизнь не в радость –
Увянет ветреная  младость,
Которую, конечно, жаль,
Перед которой жизни даль
Была светла, необозрима.
Т вот разобраны мосты,
Разбиты все твои мечты
И счастие не возвратимо;
Но все равно надежда ей
Была всегда тоски родней.

8
Татьяна полусонным взором
В окно морозное глядит,
Оно украшено узором,
А за окном охрана бдит.
И мысли дальше – чередою
Летят за остров, над водою.
И хочется за ними ей
К родным слетать на пару дней.
«Там все здоровы, все богаты,
И пьют от пуза молоко…»
Но это так все далеко –
Лишь мысли могут быть крылаты.
Рожденный ползать эрудит
На всех летающих сердит.

9
Морозна ночь, все небо ясно,
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно.
Татьяна на больничный двор
Взглянуть на звездочки выходит,
С медбратом разговор заводит.
А тема с ним всегда одна:
Как долго будет здесь она.
А время между тем летело,
Медбрат по-прежнему молчит,
Лишь голосок ее звучит
Настойчиво и даже смело:
«Как ваше имя? Смотрит он
И отвечает: «Агафон».

10
Татьяна этого медбрата
Сумела так обворожить –
Готов был в качестве солдата
И днем, и ночью ей служить.
Стремясь понравиться Татьяне
Стихи читал  Прекрасной Даме.
Во всем старался угодить,
Любые прописи добыть.
Короче, парень был толковый.
Но… разыгралась тут метель,
Татьяну он ведет в постель
(кровать со спинкою дубовой)
И вот она одна лежит,
Утихло все, Татьяна спит.

11
И снится страшный сон Татьяне.
Приснилось, будто бы она
Бежит заснеженной поляной,
Овчарками  окружена.,
Вдали, в сугробах перед нею
Непроходимостью своею
Дремучий лес стоит стеной.
Татьяна чувствует спиной:
Овчарки мчат за ней лавиной.
Пред нею гибельный мосток,
Проложенный через поток,
Что стал теперь сплошною льдиной.
Остановилась вдруг она
Вселенским ужасом полна.

12
Предвидя гибельную муку –
(овчарки приближались к ней!)
Увидела по праву руку
Дворец огромный – Колизей.
А перед ним народ  толпился,
Вдруг рядом с нею появился
Мужик огромный как медведь.
Татьяне страшно умереть –
Косматый, с острыми клыками,
Ее схватил,  овчарки встали
И даже лаять перестали.
Мужик огромными шагами
Вошел в сияние лучей -
Народу полон Колизей.

13
Она противиться не смея,
Увидела трибуны, флаг.
На них усатого злодея –
Его-то не узнать никак…
Стоит он важно, венценосный,
С ним Генрих, дядя горбоносый,
В своей нахмуренной красе.
Вдруг на нее узрились все.
Сестрица Ольга рядом с ними
И Невский среди дев других,
Как будто охраняет их.
А сил уж нет, и нет мужчины,
Нет рук его, что занесли
Ее сюда и жизнь спасли.

14
Татьяна, миновав злодея
(при этом честь он отдал ей!)
Уже собою не владея
Упала в снег. И до ушей
Ее, со страшной силой
Донесся глас глухой, постылый,
Который помнил  весь народ,
Который вел народ вперед:
«Убрать!» - приказ звучит сердито.
Она лежит перед толпой,
Пытаясь трепетной рукой
Закрыться от бандитов.
На все готовый контингент
Ее уносит сей момент.

15
Приказ исполнен им проворно:
Ей шевельнуться не дают,
Она бесчувственно покорна,
Будь что будет, хоть каюк - 
Туда давно прямой дорогой
От жизни лагерной, убогой,
Она – святая простота,
Уже давно была в мечтах.
Но вдруг увидела окошко,
В нем слышен был какой-то шум
И чей-то голос: «Здесь мой «кум»,
Погрейтесь у него немножко».
Татьяну в шкуру завернут
И в гости быстро занесут.

16
Опомнилась, глядит Татьяна:
Нет никого – она в сенях.
Слышны лишь брань и крики пьяных,
Чудная надпись на дверях.
Не видя тут ни капли толку,
Она тихонько  в двери щелку -
Вдруг видит за большим столом
Сидят мужчины вчетвером:
Один – с бульдожьей сытой мордой,
Старик с козлиной бородой,
Другой – с огромной головой,
Носастый, чопорный и гордый,
С усами щеточкой, а вот
Сидит безглазый бегемот.

17
Брань все сильнее, все страшнее –
Один уже на потолке.
Все спорят, кто из них главнее,
Их жизнь висит на волоске.
Руками как крылами машут
И тени их по стенам пляшут.
Наганы целят прямо в лоб…
Приказ раздался грозный: «Стоп!»
Кого ж увидела Татьяна
Среди людей-полузверей?!
Того, кто мил и страшен ей –
Героя нашего романа!
Онежин у стены стоит,
Всем что-то резко говорит.

18
Он подал знак и все замолкли,
Чуть повернулся – все кричат.
Готовы грызться словно волки,
Нахмурил брови – все молчат.
Он здесь хозяин, это ясно.
И Тане все не так ужасно:
И любопытная теперь
Немного приоткрыла дверь.
Раздался скрип все заглушая –
Затихла свора домовых,
Почтенных старцев, молодых.
Онежин взорами сверкая,
Опять команду подает.
Все встали. Он к двери идет.

19
И страшно ей глядеть на диво.
Татьяна силится бежать-
И озирается пугливо.
Она пытается кричать –
Не может. Дверь толкнул Евгений
И взорам адских привидений
Она явилась. Ярый смех
Раздался дико. Очи всех,
От плотоядности шальные,
В нее вонзились как штыки.
А их поганы языки
Извергли мерзости блатные.
Все указуют на нее
И все кричат; «ее, ее!»

20
«Прочь!» -отвечал Евгений грозно.
Все разом испарились вдруг.
К ней он подходит осторожно:
«Располагайтесь, милый друг!»
Онежин тихо увлекает
Татьяну в угол и снимает
Медвежью шкуру не скамью.
Он клонит голову свою
К ней на плечо. Вдруг Ольга входит,
За нею Невский; свет блеснул.
Онежин вдруг рукой взмахнул
И ссору дикую заводит:
Гостей незваных он бранит.
Татьяна чуть жива лежит.

21
Спор громче, громче. Вдруг Евгений
Хватает длинный нож, и вмиг
Повержен Невский. Страшно тени
Сгустились. Нестерпимый крик
Раздался… хижина качнулась…
Татьяна в ужасе проснулась
Глядит, в палате ж светло;
В оконце треснуло стекло,
Насквозь палату продувает.
У изголовья Агафон,
Библейский пастырь из Афон,
Ей одеяло поправляет.
«Ну, - говорит, -  скажите мне
Что вам привиделось во сне?»
 
22
Но та, его не замечая,
В постели бледная лежит,
Свой сон еще переживая
И ничего не говорит.
Как ей приснилась мерзость эта?
Неужто и она «С приветом»
И ей положен карантин?
При всем при том ей путь один:
Одна обитель – это зона.
И кто бы что б ни предсказал,
Маршрут один: тюрьма – вокзал,
От «воронка» до «заквагона».
По воле бесов-мудрецов,
Забывших про своих отцов.

23
Страшилки зеков сновидений
Не так уж трудно разгадать:
Страшным был ведь каждый день их.
Как тут приснится благодать?
Прозвался зеком-гражданином
Удел для всех теперь единый:
Стал не товарищем – врагом
И беспросветной жизнь потом –
Без фонаря и без лампады.
Здесь жизнь основана на том:
«Умри ты раньше – я потом!
Не жди ни от кого пощады!»
Чем Тане еще сон грозит
Пока ничто не говорит.

24
Ее тревожит  сновиденье,
Не зная, как его понять:
Отдать на волю провиденья
Судьбу свою? Что предпринять?
Татьяна молится украдкой,
А жизнь идет своим порядком
И день за днем считает срок,
Готовит новый ей урок
Жестокости. В том нет сомнений.
Его она не избежит,
Все за нее ГУЛАГ решит –
Любитель новых злоключений.
И будет ли жива потом,
Кто позаботится о том?

25
И вот железною рукою
Судьбы Татьяны господин –
Главврач – отдал ее конвою
С блатнячками в этап один.
С утра все живы новостями.
В мертвецкую, гремя костями,
Скелеты съехались в санях.
(тех, что почил еще на днях).
А в зоне толкотня, тревога,
Все в поиске знакомых лиц,
Своих дружков, своих девиц.
Спешат проститься у порога
Этапа дальнего. Скорей
Увидеть всех своих друзей.

26
С родной супругой благородной
Спешит проститься Лукашов.
Он был писатель превосходный
И автор песенных стихов.
Литвиновы – чета седая,
С букетами статей, считая
От трех и до восьми годов.,
Эстонский гражданин Попов
С двойной фамилией – Ребане,
Всегда в ушанке с козырьком,
(он вам конечно не знаком,
и, впрочем, не знаком Татьяне),
Курчиш – циркач, скандальный шут,
Мошенник, висельник и плут.

27
Стоит учитель Виноградов
А с ним коллега – Победин,
Из пересылки Невограда
У них и дальше путь один.
Еще увидела Татьяна
Варшавского поэта Яна,
Везде любимого детьми.
(он появился из тюрьмы –
Как будто бы воскрес из праха).
Его единственный куплет
И вот давно он не поэт,
Отправлен далеко к монахам.
Он раньше польским гражданином
Бежал от происков Берлина.

28
Но вот из ближнего лагпункта
Элиты зековской кумир,
Герой и победитель Бунда,
Доставлен бывший командир
С оркестром. Новость, да какая!
Музыка будет духовая.
«Хозяин» сам ее прислал,
Чтоб зек в строю не задремал.
Этапы строятся заране,
Команду подали. Стеной
Стоит за спинами конвой.
Теснятся женщины к Татьяне,
Мужчины – одаль, матерясь,
Толпа жужжит, на всех сердясь.

29
Почти умолкли разговоры:
Начальство ждут. Со всех сторон
Маячат вышки и заборы,
А в небе карканье ворон.
В этапе зеки понемногу
Развеют общую тревогу,
Пока они еще молчат.
И вдруг команду им кричат.
Ворота настежь. Свита входит,
А с ней охрана. «Наконец!»
Судьбы властитель и творец
Идет «Хозяин», страх наводит
На ВОХРу, зеков и людей,
Идущих с ним в числе «друзей».

30
Все встали прямо против Тани.
И северного дня бледней,
И трепетней гонимой лани,
Она темнеющих очей
Не подымает. Пышет бурно
Болезни жар: ей душно,дурно.
Ни приговора, ни речей
Она не слышит, из очей
Слеза уж каплет, уж готова
Бедняжка в обморок упасть.
Но воля и рассудка власть
Ей помогли. Она два слова
Соседки слышала тайком:
«Секирка», «смерть» и все потом.

31
Траги-нервических явлений,
Неудержимых женских слез
Не смог бы вынести Евгений,
Но он «секирку» перенес.
Там, на вершине, скит огромный
И зеков там прошли колонны.
Но мало кто остался жив:
За спину руки заложив,
На лестницу ведут крутую –
В ней свыше ста ступеней вниз,
Все пролетев, на льду очнись
И докажи – еще живу я!
Тогда отправят рыть канал,
Чтоб он уж точно доканал.

32
Конечно не один Евгений
Мученья Тани видеть мог,
Но целью взоров и волнений
Была дорога прямо в морг –
Одна для этих заключенных,
На смерть этапом обреченных.
Одной ногой на ней уже,
Они надеялись в душе,
Что пронесет, быть может, мимо.
Но что готовит им злодей?
Куда отправит он людей?
И здесь, и там неумолимо
Дистрофикам один финал:
Хоть в морг идти, хоть на канал.

 33
«Хозяин» наш, томимый жаждой,
(Не пил наверное давно)
Глядит на строй с оанкой важной,
А зеки думают: «Говно!»
Храня глубокое молчанье,
Стоят в покорном ожиданье.
Татьяна чуть жива, в платке.
Охранник здесь с листом в руке.
Фамилию  назвали дважды,
Ее отметили, она
В этап конвойному сдана,
Зачислена в особо вражьи.
Солдат ее беззлобно пнет
И далее в этап сдает.

34
Пошли угрозы, оскорбленья,
Татьяна каменно молчит.
Таков ей выпал день рожденья.
И то еще ей предстоит?
Ее валила с ног усталость,
Евгения пронзила жалость,
Он молча улыбнулся ей,
Лишь только взор ее очей
Был встречен им.  И от того ли,
Что он и вправду тронут был,
Что встречи с нею не забыл,
Явил ей знак по доброй воле,
Он к жизни Таню возбудил
И сердце разом оживил.

35
Идет к финалу перекличка,
Толпа все более гудит,
Фамилия и даже кличка
М имя отчество звучит.
Сосед узрился на соседа,
Безусый юноша на деда:
Не слышно, может, старику.
Кого то ищут в уголку?
И списки заново раскрыты,
Зовут повторно мужиков.
Они выходят из рядов –
Безвестные и знамениты.
Однообразная семья,
Неволи долгой сыновья.

36
Уж восемь раз пересчитали,
Но зека нет. И восемь раз
Они места переменяли,
Всех – на колени, как в намаз.
И заново этап считают,
И лишнего вдруг получают.
Потом опять исчез, подлец.
Но вот он найден наконец.
Во всю отводит душу ВОХРа,
Его пинают в сапогах,
А он лежит у них в ногах,
Полураздетый, полудохлый.
Вкусив свободы витамин,
Испустит дух, ему аминь!

37,38,39
И в морг несут солдаты чинно,
Едва за мертвеца взялись,
Как тут нежданно, благочинно
Оркестра звуки раздались.
Оглушен барабана громом
И завыванием тромбона,
Мертвец плывет среди рядов
И в рай, и в ад попасть готов,
Молитвой осенясь христовой.
Ведь большей кары божьей нет,
Чем жизнь продлить на пару лет
Под гнетом власти соловковой.
Его закрыты беды все,
А жизнь идет во всей красе.

40
В начале моего романа
(смотрите первую главу)
Невольно я пустил тумана
На то, что вижу наяву.
Предался я воспоминаньям,
А иногда иносказаньям,
Непозволительным мечтам:
Совбес получит по рукам
Мохнатым. Будет отмываться
И клясться в чистоте своей.
Но оказалсяон хитрей –
Не стал он в этом упражняться.
Чтоб властью твердо обладать,
Довольно каждому воздать.

41
Совсем неважно – по заслугам,
По по прихоте своей простой.
Будь он врагом иль лучшим другом,
Смирив гордыню, тихо стой.
В любви Главбесу объясняясь,
Над нами нагло насмехаясь,
Он правит бал. И чем сильней
Закрутит гайки, тем родней –
Народ наш силу уважает.
Совсем не думая о том,
Что сам силен, когда гуртом.
«Отец народов» продолжает
Над ним глумленье. Даже сам
Не верит собственным глазам

42
Команда раздалась. Бывало
Когда гремел расстрелов гром,
Земля от ужаса дрожала,
Не в силах вынести Содом:
Присыпанные шевелились ямы.
Теперь не то. Теперь всегда мы
Идем по узеньким мосткам,
Проходим равнодушно мимо.
Пробили точные часы,
Начальство, распушив усы,
В этап приказ свой отменило.
Одною смертью сыт тиран,
Урок наглядный зекам дан.

43
Литвинов, «фраер» благородный
Жену – подельницу нашел.
(в пределах зоны все свободны)
Онежин к Тане подошел –
В палату проводить неспешно.
И, наклонясь ей шепчет нежно,
Что ждет ее вина бокал
(из-под земли медбрат достал
на день рождения любимой,
зовет в палату, как домой!)
Но где же Ольги муж родной,
страдалец и поэт ревнивый?
На именины не идет
И Ольгу в зону не зовет…

44
Ему нельзя. Нельзя? Но что же?
Такие у него дела…
(они поймут немного позже),
Меж ними пропасть пролегла.
Лишь потому что из пеленок
Благовоспитанный ребенок
Научен был, что жизнь – одна
И нам на подвиги дана.
Не в силах Невский жить изгоем,
Порядки мерзкие кляня,
(но … соловецкого кремля!)
Хотелось быть ему героем.
И чтоб отечеству служить,
Готов был друга заложить.