Разбор стихотворения А. Блока от L

На наш взгляд, очень полезная статья - как для авторов, так и для критиков.
Вот ссылка на страницу автора: http://stihi.ru/2009/10/28/1432

      L++
      
      А.Блок. "В ресторане"
           - как пособие
      по отмыванию штампов


         «Штампом»  я называю словосочетание, которое до вас использовалось 
      более двух раз. Генрих Гейне   был ещё строже: «Первый, кто сравнил
      женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом».
         Примеры штампов:  «райское наслаждение»,  «незабываемый вечер»,  «он
      пошёл», «она сказала».
         Недостаток штампов: они нейтральны. Читатель проглатывает их, не
      напрягаясь. Вы напишите «райское наслаждение», а читатель не увидит Рая,
      не услышит пения ангелов, не ощутит присутствия Бога… (что, кстати, и
      хорошо:  христианский Рай не предусматривает в своем ассортименте плотских
      наслаждений, более того из- за некоторых из оных, вроде бы, даже лишают
      тамошней  прописки).
         Достоинства штампов: они нейтральны.  Читателю не надо напрягаться,
      чтобы прочитать «она  пошла в кино».  Ему не надо всматриваться в её
      походку,  вслушиваться в цокот каблучков, вчувствоваться,  как «шелковые
      струи колышутся вокруг колен».  Что, кстати и хорошо – в прозе. Проза она
      длинная, и если  читателя напрягать каждой фразой, он устанет, зевнёт и
      бросит книгу.  И из-за чего? Из-за не важной для автора фразы? Из-за не
      важных для прозаика слов?
         Но в стихах  слов – мало, поэтому для поэта неважных слов быть не
      может.
         Но у штампа есть и ещё одно достоинство – его потенциал. Штамп
      использовался многими и многими. И графоманами, и гениями – и фраза
      каждого гения, даже если  и не маячит у нас в памяти, то эгрегор хранит её
      в своих запасниках и подсвечивает ею  наше подсознание. И если всё это
      активировать…
         Соответственно, есть две манеры письма.
         Одна – это  принципиальное неприятие изношенных слов, измызганных
      ритмик, затертых образов:

                Я сегодня буду играть на флейте.
                На собственном позвоночнике.

         Вторая – пытается использовать  вековечные слова, древние символы,
      классические ритмы, но – подновив их, но стерев с них пыль библиОтик, но –
      вернув им их первоначальное значение, чтобы читатель опять удивился, а
      ведь правда: женщина-то –  что цветок…
         Игорь Северянин для этого чуть обновлял сами слова, нестандартно
      применяя стандартные грамматические конструкции: «по аллее олуненной Вы
      проходите морево» или сталкивая новые слова со старыми: «И, садясь
      комфортабельно в ландолете бензиновом».
         Но можно и проще.  Проще?...  хм…
         Вот как это делал  Александр Блок.   Вот как он это сделал в
      стихотворении «В ресторане».

         Что там случилось-то? В чем сюжет?
         Из примечаний к стихотворению в «Собрании сочинений»:
         «Нелидова рассказывала (записано в 1948г. А.Г.Лебедевой): "Мы сидели за
      столиком. "Посмотри, – сказала мне belle soeure, – с тебя Блок глаз не
      спускает" (он сидел неподалёку от нас). Я отвернулась так, чтоб он не
      видел моего лица. Он послал мне бокал с вином, а в нём – красную розу. В
      этом я увидела дерзость, мне не захотелось больше оставаться там, я встала
      и вышла. Потом  я как-то была у А.М.Ремизова. К ним пришёл Блок. "А-а,
      незнакомка, – сказал он. – Отчего вы тогда ушли?" Мы познакомились. Он
      прочёл стихи: "Я сидел у окна в переполненном зале..." Мы встречались
      ещё...» 

         А теперь почитаем Блока.

                Никогда не забуду (он был, или не был,
                Этот вечер): пожаром зари
                Сожжено и раздвинуто бледное небо,
                И на жёлтой заре - фонари.

         Никогда не забуду – штамп.  То есть словосочетание, за которым давно
      уже не стоит его истинного значения, то есть  для читателя   эти три слова
      – это прочитал и пошел дальше, прочитали забыл. И Блок тормозит читателя:
      стоп! Блок делает врезку:  «(он был, или не был,/Этот вечер)».  У фразы в
      скобках несколько значений. Первое – самое простое:  сам придумал – поэт! 
      И сам же поверил в придумку – поэт…
         Но есть и другое…  Даниил  Андреев называл Блока – «вестником», Даниил
      Андреев не сомневался, что Блок в своих стихах часто  рассказывал о
      впечатлениях от своих блужданиий по мирам Шарданакара  (в основном –
      тёмным). И вот тот  вечер, вечер в  ресторане  – который он не может
      забыть, но про который не знает: был ли он...  Был ли он в нашем мире?
         Конечно, его современники не читали «Розу Мира», но что Блок давно не
      только абориген Земли, чувствовали все. И сквозняк  иномирья заставлял,
      заставляет возвращаться к «штампу», сдирает с него засохшую корку,
      заставляет верить заявленному значению:  лирический герой стихотворения 
      никогда  его не забудет.
      
         Пожар зари – штамп, но  и он преодолен, и он очищен – ему вернули
      первоначальное значение, во-первых, уточнением, что этим пожаром "сожжено
      небо", во-вторых, тем, что это вроде бы замызганное до потери образности
      выражение поставлено в перечисление с очень точным "бледным" небом и очень
      конкретными фонарями.
         А весь пейзаж: горящее реальным огнём небо, к которому прилеплены
      фонари опять  намекает, развивает тему ненашести. 

                Я сидел у окна в переполненном зале.
                Где-то пели смычки о любви.
                Я послал тебе чёрную розу в бокале
                Золотого, как небо, аи

         Сравнить что-то с цветом неба – штамп, но Блок уточняет, что цвет неба
      – золотой. "Золотой" –  это тоже штамп, но читатель, наткнувшись на
      "золотое небо" первым делом думает: НЕ БЫВАЕТ!!!  и тут же вспоминает о
      закате,  перебирает цвета от красного  до голубого и соглашается:
      да-а-а...  и сам - сам уже!- добавляет ещё один штрих к  картинке
      нездешности.
         А Блок добивается требуемого: читатель УВИДЕЛ и закат, и  аи, и чёрную
      розу.

                Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко
                Взор надменный и отдал поклон.
                Обратясь к кавалеру, намеренно резко
                Ты сказала: "И этот влюблён".

         Обратите внимание на абсолютную - почти прозаическую!- разговорность,
      естественность интонации, на абсолютную психологическую точность катрена,
      на фоне которого и следующий – где штампы надо бы выметать поганой метлой…
       Так вот на фоне абсолютно ВИДИМОГО читателем реально бледного неба,
      реальной черной розы (а самом-то деле роза была – помните? – красной),
      абсолютного УЗНАВАЕМОЙ реакции красавицы на навязчивость поэта..."тоже мне
      гений!".. так вот на фоне этих реальных  реальностей  и следующие две
      строфы становятся не набором штампов,  не набором красивостей, а тоже –
      свитком сущего!

                И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
                Исступлённо запели смычки...
                Но была ты со мной всем презрением юным,
                Чуть заметным дрожаньем руки...

                Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
                Ты прошла, словно сон мой легка...
                И вздохнули духи, задремали ресницы,
                Зашептались тревожно шелка.

         Опять же обратите внимание, как психологическая ТОЧНОСТЬ : напускное
      презрение + неподделываемая дрожь пальцев поддерживает  романтическое 
      “безумие" смычков.  И как звукопись держит, скрепляет– цементирует! –
      образ:

                СЛовНо СоН мой Легка
      
                ...леХка
                И вздоХНули дуХи

                ...взДохнули Духи

         И наконец, высший пилотаж, как во времена Блока – петля Нестерова:

                И вздохнули духи, задремали ресницы

         "задремали ресницы" в любом другом контексте – это "ресницы
      опустились", а у Блока...
         Блок искал точный глагол.
         –«затрепетали» – плохо: и в размер не ложится, и слишком ожидаемый, и
      слишком "красивенький", а красивостей уже и так хватает и дальше ещё будут
      ,
         – «задрожали» – плохо:  это хоть и не слащаво-красиво,  хоть и в
      размер,  но... но и никак.
         У Блока звук перебивает смысл!   

                Ты рванулась
                Ты прошла
                вздохнули духи
                Зашептались шелка

         и в этом напоре "задремали" – стало неожиданным и ТОЧНЫМ – искомым! – 
      синонимом «задрожали/затрепетали».

                Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
                И, бросая, кричала: "Лови!.."
                А монисто бренчало, цыганка плясала
                И визжала заре о любви.
         "Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала" - это красивенький штамп, но
      Блок и его, как "пожар зари" в первой строфе сейчас же уточняет,
      развивает, заставляет работать "И, бросая, кричала: "Лови!.."
         А дальше – хватит красивостей хватит метафор,  Блок возвращается в
      реальность ресторана:

                А монисто бренчало, цыганка плясала…

         И тут же –  вспоминая нереальный мир первой строфы, соединяет всё: и
      кабак, и иномирный мир, и… и  реальную любовь.

                И визжала заре о любви.

         Помните последнее предложение из  коротеньких воспоминаний Нелидовой: 
      «Мы встречались ещё...»?

      
      L++