Розовый куст

"Ночь…

И не просто ночь, а ночь  после проливного дождя.

Размытые степные дороги. Лужи. Грязь. Вокруг – сплошная темень. А мы, автор этих строк и молчаливый водитель Дима, на стареньких «Жигулях», едем по известной только одному Диме дороге  и только в известном нам  направлении.

А едем мы в полуразрушенный и, практически блокированный от внешнего мира, Славянск.
Едем без света. Без габаритных огней. Едем как можно тише. Везем продукты: сахар, муку, консервы и прочую еду. Также везём воду, свечи, батарейки. В осаждённом городе  в дефиците всё. Всего необходимого для жизни  конечно не привезти. Но Дима, пользуясь  краткосрочным перемирием между воюющими сторонами, везёт для своих родственников, находящихся в осаждённом Славянске,  хоть что-то, что хоть как-то сможет облегчить их  тяжелейшее существование. Родственники  люди пожилые. Уезжать из дома, где прожили всю жизнь,  не хотят. Несмотря на то, что город практически разрушен, люди, находящиеся в нём, решили переживать все свалившиеся на них беды  у себя дома. Надеясь на то, что весь этот ад рано или поздно  закончится.

Вот Диме и приходится  хоть как-то поддерживать  этих людей. Хотя это и не просто. По наезженным дорогам в осаждённый Славянск не проехать. Притом, в такой поездке можно легко попасть под обстрел со стороны тех, кто заметит  крадущийся в потёмках автомобиль. Но Дима в этих краях родился и вырос. И ему здесь каждый куст знаком. И это помогает ему иногда совершать вот такие  «благотворительные» поездки в осаждённый,  но сражающийся город.

Часть пути, дабы не быть замеченным и не попасть под обстрел, приходится преодолевать по внутренним  плитам дамбы водохранилища. Ощущение  не из приятных. Угол наклона плит  таков, что опрокидывание  автомобиля  возможно в любую секунду. Дима и взял меня в эту поездку только для того, чтобы я при проезде этого участка пути, выполнял функции противовеса и хоть как-то своим весом подстраховал  автомобиль от опрокидывания.

Проскакиваем дамбу. Затем — заросшую шиповником балку. Одну, вторую, третью…

 Слева Краматорск, отозвался на мой вопросительный взгляд  Дима. Там, пока еще есть жизнь. В окнах домов даже горит свет.

Оставив позади себя Краматорск, прокрадываясь по бездорожью, прячась на дне очередной балки, подъезжаем к Славянску. Первое, что встречает нас на подъезде к погруженному в темноту пригороду, это запах гари. Он всюду. Запах сгоревших покрышек. Запах  мусора. Пороха. И запах горя и поломанных человеческих судеб. К этому запаху, как мне показалось, ещё примешивался приторный запах человеческих нечистот. И запах трупов. И, непонятно откуда – запах какой-то химии.

Машина останавливается. Перед нами открывается  вид погруженного в темноту, Славянского частного сектора.

 Дальше пешком - скомандовал Дима. Берем сумки и под прикрытием кустов и деревьев тихонечко движемся дальше. И Дима начинает доставать привезенные припасы.

 Минут двадцать ходьбы, и мы приблизились пункту назначения.

Спотыкаясь об обломки деревянных перекрытий, шлакоблоков  и, оглашая ночь хрустом стекла, входим в дом. Вернее в то —  что когда-то было домом.

- Вот так и живем, произнёс  Иван Петрович, семидесятилетний хозяин дома. Спасибо внуку, что помогает. Теперь на неделю запасов хватит. И обращаясь ко мне, добавил: делимся с соседями  чем можем. И спичками. И продуктами.

 Присев на доски, с трудом различая «убранство» комнаты, открытой для всех ненастий, задаю вопрос:

- Как выживаете? Почему не ушли из города?

- Ну как выживаем, угрюмо ответил хозяин развалин дома…. Выживаем благодаря добрым людям и тому, что они привезут. Везут отовсюду: из Донецка, Макеевки, Горловки. Соседи из Краматорска помогают. Хотя и сами страдают. Вчера всю ночь лазил по развалинам. Собирал обломки мебели, чтобы было чем топить печь. Газа нет. Света, как сам видишь – нет тоже. Хоть воду, слава богу, стали подвозить. Особая благодарность ополченцам за сигареты.  Плохо без воды. Почти месяц собирали дождевую воду. Из неё и кушать готовили  и нею  же умывались. На прошлой неделе в завалах нашел убитых. Куда-то исчезла, канула ценность человеческой жизни.
Старуху неделю назад схоронил. Не выдержала она всего того, что свалилось на нашу голову на старости лет.

В прошлом преподавал в школе физику. Даже  не думал, что вот так вот закончу свой путь. Многие соседи уехали к родственникам.  Кто-то ушел воевать. На нашей улице было тридцать четыре дома. Целыми осталось — двадцать. У многих дома разбомбила авиация. У кого-то дома сгорели от постоянного обстрела орудий. Кто-то прячется в погребах. А кто-то и в погреб боится лезть. Опасаясь быть погребенными в братской могиле.  Сейчас в гости пойдем. Собирайтесь.

Двигаясь вслед за Димой и стариком, невольно ловлю себя на мысли, что я бы вот так не смог. Не смог жить в такой обстановке. Не смог бы каждый день слышать грохот артиллерии, видеть смерть родных, соседей, друзей.

Светает. Идти становится легче. Начинают  просматриваться  изуродованная минами дорога, фундаменты домов, вырванные с корнем деревья.

В соседском подвале светит фонарик и чадит самодельная свеча. Встретивший нас грузный мужчина, много старше шестидесяти лет, заявляет:

- Сегодня наверное бомбить не станут. Говорят, перемирие. В это слабо верится, но хотелось бы. В подвале  относительно уютно. Кособокий, накрытый скатертью столик. На банках с вареньем и помидорами – лежанка.  Но больше всего, поразила висящая на побеленной стене, гармонь. Сергей Михайлович, так зовут мужчину, оценивает ситуацию по-своему:

- Для сильных мира сего наши страдания — пустой звук. У них свои интересы. Свои проблемы. Они делят сферы влияния. Бизнес. Простые люди тоже разные. Есть такие, которые  за потерянные шмотки или бизнес переживают  больше, чем за родных или близких. Некоторые изо дня в день талдычат о том,  что надо сдавать город. Надо повиниться  перед властью…. Поверить военным. Что это  лучше, чем вот так вот заживо умирать. Ну как мы смогли такое вот допустить. Ведь мы же раньше жили одной  большой семьёй. Думали, что мы жители одной страны. И что мы все братья…. А теперь что ? Как оказалось, что мы не братья – а враги.  Племянник отправил детей в Ростов, а сам пытался выехать с женой в Харьков. Но при выезде из города подорвались на мине. Забрать их останки не могу.  Снайперы не дают. Все вокруг города заминировали... Мародерствуют по-тихому. Семеновку разбомбили. Пригород и то, что осталось от него,  растащили. Шакалье ныне тянет всё, что под руку попадется. Мой товарищ, Семенович, царствие ему небесное, рассказывал: в брошенных домах мародёры даже электрические лампочки  повыкручивали.  А уж о другой бытовой технике так и говорить нечего. Всё утащили.  Говорили, что следом за танками «освободителей» едут нагруженные трофеями грузовики.

- А правда, что на вас сбрасывали фосфорные бомбы, - спросил я.

- Фосфорные бомбы? Да, было такое. Сразу вспышка в небе, а потом – падающие на землю  потоки огня. А после падения всего этого на землю  и сама земля горела…

Наступил рассвет. Пора было уезжать.

Покидая Славянск, я осматривал ужасающую картину его сегодняшнего состояния.

И вдруг мой взгляд остановился на нетронутом войной,  огромном  кусте красивых белых роз.  Возле разваленного дома, между воронок от мин, он, как ни в чём не бывало, встречал  рассвет этого военного июньского дня. Как будто не было войны, артобстрелов  и бомбардировок. Как будто ему, выжившему в этом кромешном аду, не  было никакого дела до того, что там, где луч солнца коснулся  верхушек сосен, стоят те, кого мы еще полгода назад  называли «нашими». Что там, на нейтральной,  заминированной  полосе, лежат убитые. Вернее то,  что от них осталось..."