Глава двенадцатая. Ума, свобод, и чувств круженье

ГЛАВА  ДВЕНАДЦАТАЯ.

                Ума, свобод, и чувств круженье,
                И жизни скрытые слои…


                1.

Сказать по честности, трудиться
Нигде наш Пушкин не хотел,
Но… но пришлось определиться
По министерству внешних дел.
Служить послом в далекой Вене
Во имя царских поручений –
Об этом он и не мечтал, -
На этом поприще ступени
Иной типаж одолевал,
Но в департаменте платили
Пускай и малый, но оклад,
А кто живым деньгам не рад?
И если там прогулы были,
Они легко встречались – как
Наивность, мелочь и пустяк.


                2.

Чин дан ему был самый малый,
Он тут же отпуск получил,
И тут же Псковщину сначала
Узнать воочию решил, -
Там было место родовое,
Село довольно небольшое,
Звалось Михайловским оно,
И было царственной рукою
За службу верную дано
В вознагражденье Ганнибалу.
Поэт в деревне побывал,
И с Ганнибалом выпивал
(Нет, не с Абрамом-генералом –
Его потомок с молодцом
Зеленым тешился винцом).


                3.

В селе Тригорском подружился
Поэт с соседкой, и назад
В столицу вскоре возвратился,
И из нее прощальный взгляд
В стихах на сельский край направил,
Хвалу холмам, реке, дубраве,
Хвалу Тригорскому воспел,
И рифмы в строчках так расставил,
Так подобрать слова сумел,
Что если кто имел сомненье
Насчет того, дано ли впредь
Таланту этому дозреть
До чрезвычайного уменья,
Тот должен был, склонив главу
Успех увидеть наяву.


                4.

Столичный дух вскружил сознанье
Герою нашему, и он
Свои лицейские желанья
Поставил, так сказать, на кон –
Жизнь не пошла, а полетела, -
Его душа теперь горела
Вблизи картежного стола,
И в мир бесстыдной ласки тела
Едва ль не каждый день звала.
Вино? А как без чаши винной
Встречаться с женщиною? Как
Итоги карточных атак
Уравновесить? Вечер длинный
С друзьями мыслим без вина?!
А если пить – так пить до дна!


                5.

Герой наш больше б разгулялся,
Но к счастью ль, к горю ль – но оклад,
Который Пушкину давался, -
Я вам сказал, - был маловат,
И жить ему пришлось с семьею
Отца, который той порою
В Коломне жил уж года с два,
И, небольшой секрет открою –
В Коломне питерской – Москва
С ее соседством отношенья
К ней не имела – сей район
Был в Петербурге населен
Людьми, которые стесненье
Имели в средствах, но при том
Квартиру снять могли, иль дом.


                6.

Отец героя скуповатым
От юных лет немного был,
И не любил пустые траты,
А если б Саша угодил
По воле чьей-нибудь в гусары,
Дела бы кончились кошмаром:
Гусар в семье – один расход,
А никакой чиновник даром
В свой департамент не идет.
Вы догадались? Выбор сына
Был также выбором семьи,
И сын амбиции свои
Сводить был должен воедино
С казной отца, а также  с тем,
Каким был общий вид проблем.


                7.

Ну, а проблемы, ясно, были…
А где их нет? В семье какой? –
Уже родители следили
За Ольгой, старшею сестрой –
Ей исполнялось ровно двадцать, -
Пора смотреть, пора встречаться,
Пора судьбу свою искать,
И с братом младшим разбираться
Пора, чтоб время не терять.
Навряд ли деньги за квартиру
И за семейственный обед
Платил кому-то наш поэт –
Он затыкал другие дыры
В бюджете личном, и расход
Был частью злых его забот.


                8.

Да, были многие богаче
Вокруг него, в родах знатней,
У многих был их статус значим,
И очень многие  –  умней,
Чем наш поэт в то время были.
Как состязаться с сильным в силе,
Когда ты беден, молод, глуп?
Как сделать так, чтоб не шутили
Вдруг над тобой, и чтоб на зуб
Тебя не пробовала щука?
Как не попасться в караси?
Как говорить «Пардон!», «Мерси!»,
Чтоб ясно было – нет, не штука
С мальчишкой этим в дело лезть, -
Как ни крути – в нем что-то есть!


                9.

Понятно, круг его знакомых
Весьма расширился тогда.
В великосветские хоромы
Его большие господа
К себе на равных не вводили,
И не во всех салонах были
Его готовы принимать,
Но у Голицыной ценили
Его, к примеру – словно мать
Она на Пушкина смотрела.
И он был ею восхищен,
И, говорят, почти влюблен
В ее лицо, глаза, и тело.
А что? Прекрасен юный цвет,
И красен плод непоздних лет.


                10.

Но не Голицыной одною
Он увлечен тогда бывал, -
Пред Карамзинскою женою
Свои он чувства открывал
(И Карамзин потом смеялся),
И Огаревой восхищался –
Все дамы были не юны…
Во что же наш поэт влюблялся
В эпоху той своей весны?
А может, мамки не хватало
Ему - ведь мамка всем нужна?
А если женщина нежна,
Умна, и видела немало,
И красоту еще хранит…
Ну разве сердце умолчит?


                11.

И тут же было раздвоенье –
Любой матроне зрелой льстит,
Когда пред нею в упоеньи
Юнец восторженный сидит,
Но пережитых лет понятья
Упасть в безумные объятья
Ей в то же время не дадут –
Ей ни к чему пятно на платье,
И ни к чему ей лишний суд,
А значит, юноше придется
Горячку тела истреблять
В других местах, и там гулять,
Где женский плод легко дается –
В пределах логики такой
И обретался наш герой.


                12.

На политические темы
Он слушал множество словес –
По ходу жизни русской все мы
Имеем вечный интерес
К делам верховного правленья, -
Мы жаждем мудрого решенья
В пределах знанья своего,
В пределах опыта и зренья,
На жизни общей существо,
И чем бываем мы моложе,
Чем меньше опыта у нас,
Тем безрассуднее наш глас,
Тем мы активнее и строже
В своем суждении о том,
Каким стране идти путем.


                13.

Тогда в собраньях просвещенных
Любили много говорить
О том, как властию Закона
Добро возможно сотворить,
А перед тем – убрать тирана,
Который мучит непрестанно
Страну, лежащую во мгле,
Должны…  А кто? Кто должен планы
Благие дать родной земле?
Кто воплотить их должен в деле?
Средь записных говорунов
Нашлись орлы, и сердца зов
Они направить захотели
На разрушение оков
Посредством сил своих и слов.


                14.

Поэт наш тоже исполнялся
Желаньем всяческих свобод,
Страну и власть понять пытался,
И сотворил  в итоге плод
Своих понятий в виде оды –
Тиранства злобную породу
Он пред Законом обличал,
Закон как солнце с небосвода
В стихах его предвозвещал
Народам свет и пробужденье,
Ну, а еще он написал,
Что прежний царь – сатрап, вандал,
И что убийственное мщенье
Он получил из мерзких рук
Вослед прямых его заслуг.


                15.

А что же делал император?
Чем самодержец занят был
В роскошно убранных палатах?
Быть может, ел, гулял и пил?
Конечно, ел и пил, но – в меру, -
Гулять уже мешала вера
(Но тут бывал он слабоват),
А вот в дворцовых интерьерах
Он заседать бывал не рад,
Он много ездил, много думал
О жизни, людях, о стране,
О власти думал в тишине,
О том, кому отдать без шума
И потрясений царский трон –
Об этом много думал он.


                16.

И как не думать, если сыном
Господь его не одарил,
И так же – брата Константина,
И тот женат на польке был,
А это плохо было дважды –
Царю поляк не верен каждый,
И полька будет не верна,
И в царском доме, пусть не важном,
Была она не рождена…
Лишь с Николаем, младшим братом
Все было славно – не дурак,
Здоров, силен, есть крепкий брак,
Есть сын-наследник, горький фатум
Отцеубийства чужд ему,
И… он не должен никому.


                17.

И царь в ближайшем окруженьи
Однажды прямо утверждал,
Что быть в монаршем положеньи
До смерти он бы не желал,
И, что когда ослабнет тело
Придет пора оставить дело,
И власть надежно передать.
Ему внимали ошалело,
Пытались глупо возражать,
Но он не слушал. Меж царями
Он говорил, что если Бог
Ему солдатской службы срок
Даст дослужить, то за морями,
Иль где-то в рейнской стороне
Он жить хотел бы в тишине.


                18.

Но речи эти забывались –
Никто не мог принять всерьез
Идей, которые рождались
В уме того, кто скипетр нес,
И кто лукавым почитался.
Царь к этим мыслям не верстался,
Он рабство думал упразднять,
К духовной сфере обращался,
Хотел границы укреплять,
И Конституции идею
Еше носил в своем уме,
У ж понимая, что во тьме
Свобода – счастье для злодея,
А Русь темна была, темна –
Была ль ей Книга Прав нужна?


                19.

Да кто и как о том узнает?
Над этой самой Книгой Прав
Любой правитель наш страдает –
Он видит в нас убогий нрав,
И доверять  права не хочет –
Он опасается, что ночью
Блудить с правами мы начнем,
А после что-нибудь соскочит,
И мы блудить возьмемся днем –
К сей мысли верных оснований
Мы дали много – это так,
Но ни один большой чудак
Дух права с духом наказаний
У нас покуда не сравнял –
А зря! – народ, наверно б внял!


                20.

Но если царь и сомневался
Насчет народных прав и льгот,
В другом уже он разобрался,
И чтобы Бога знал народ,
И чтоб вникал в азы ученья,
Он министерству просвещенья
Дела духовные вменил
Блюсти по разным направленьям,
И департаменты открыл.
Министром общим стал Голицын,
И стал не зря – и раньше он
Распространял Святой закон,
И раньше батюшек трудиться
Он в слове Божьем призывал,
И школы раньше открывал.


                21.

Так государь в раздумьи сеял
На ниве русской семена,
И знал, что доброе затеял,
И знал, что бодрая весна
Даст семенам и рост, и силу.
Жаль, правда, что не посетила
Его тогда же мысль о том,
Что церковь голову склонила
Излишне в обществе мирском,
Что патриарх – святей Синода,
И департаментов святей,
Верни его – и сто путей
Укажет  тотчас он народу,
И департаменты вздохнут,
И легче станет общий труд.


                22.

Жаль! Патриарха не вернули
В Россию русские цари, -
Семейный путь прервали пули…
Гори, свеча моя, гори
По страстотерпцу Николаю,
И пусть жена его святая
С детьми помолится о нас –
Я грех убийства принимаю
И на себя – в неровный час
Убийством я не возмущался,
И я любил советский строй,
А царь с немецкою женой
Под красным флагом не вмещался –
Вот вам и нитка сквозь Синод
В две тысячи десятый год.