Лётная летняя

Помните ли вы тот миг, когда впервые оторвались от земли? Рискну предположить, что нет: ведь когда нас, младенцев, играючи подбрасывают в небо сильные руки взрослых, мы ещё не в состоянии запечатлеть этот момент во всех подробностях. А потом остаётся лишь смутный образ, от которого ёкает где-то внутри и предательски слабеют коленки.

Мой первый сознательный полёт состоялся зимой в Карелии - на вертолёте до острова Кижи. Вертолёт разгонялся медленно, в салоне стоял оглушительный треск и свист - особо не поговоришь. Я пощёлкала в иллюминатор заснеженные озёрные пейзажи, потом - в узкую щёлочку - приборную панель в кабине. Мы поднялись на пару километров, посетили Кижи и так же неспешно вернулись на землю.

А вот в следующий раз дошло у нас, наконец, и до самолёта. Рейс "Москва-Амстердам", весна.
Кропотливый труд по успокаиванию тех, кто остаётся на земле и кому ты дорог. Паспортный контроль (в шутку думаешь, что шмонать пассажиров интереснее как раз-таки на обратном пути, из Голландии). Прогулка по дьюти-фри: знакомая сотрудница попросила найти редкие духи. Что-то берёшь в придачу и себе, и, уже выйдя с покупкой, понимаешь: всё это смехотворные мелочи, суета сует, которую ты пытаешься возвести перед близким дыханием непознанного запределья, до встречи с которым осталось каких-нибудь сорок минут.
Посадка. Рослые вежливые стюардессы приветствуют на входе; из динамика слышится речь пилота на голландском и английском, который у него всё равно похож на голландский. Пристёгиваем ремни. Начинается долгая рулёжка: на взлётной полосе настоящая пробка.
Взлёт!
Разгон, поначалу напоминающий родные "Сапсаны" и иже с ними, но сходство быстро теряется - прежде чем отдашь себе в этом отчёт, увидишь стремительно уменьшающийся, словно игрушечный, аэропорт, а вдалеке - город, который впервые открылся тебе с такого ракурса.
Самолёт вдруг угрожающе кренится, ложась на одно крыло: прижатый плечом к иллюминатору, ты видишь под собой далёкие-далёкие магистрали, тщетно пытаясь разглядеть пересечения знакомых улиц. Картина на секунду подёргивается неясной дымкой, потом ещё и ещё раз, и откуда-то издалека в твой парализованный мозг приходит мысль: облака.
И вот именно теперь ты оказываешься потерян во времени и пространстве, не находя иных ориентиров, кроме вибрирующего крыла, рвущего эти бесконечные клочья тумана, да самого себя, замершего на вдохе со вцепившимися в подлокотники пальцами.
Полуосознанно включаешь видеозапись на камере - ещё одна жалкая защита, будто если поймаешь бесконечность в видоискатель, она станет от этого простой и домашней.
Но где-то вверху разгорается огонь, и серая пустыня начинает светиться матово-золотым. Рывок, и самолёт оставляет облачную пелену позади.
Солнце!
Ты снова прилипаешь к иллюминатору, но теперь уже от восторга перед этим надмирным миром с его громадами грозовых облачных замков, с белоснежными равнинами и голубыми разломами, в которых - уже совсем далеко - видны жёлтые и зелёные земные берега. А выше, в бесконечно синей глубине, стелются тонкие, почти прозрачные облака, рождённые, наверное, из какого-то первичного тумана - прародителя всех облаков.
Край иллюминатора слегка заиндевел: бросив взгляд на дисплей в салоне, пытаешься представить, как оно там, за бортом.
Стюардессы начинают разносить еду. Машинально берёшь свою порцию; народ вокруг спешит поесть, словно стремясь прибавить себе веса, снова стать ближе к поверхности. А ты до последнего оставляешь еду нетронутой: ты полон небом, и боишься чем-нибудь его спугнуть.


Второй наш полёт был ночным. Предстоял долгий путь в Таиланд.
Заняв свои места, мы начали увлечённо осваивать электронные прибамбасы, размещённые в пределах кресла для большей радости пассажиров. Прибамбасы сулили много разной музыки, игр и даже русско-тайский самоучитель, но всё это мигом отошло на второй план, едва самолёт встал между двумя ровными рядами огней взлётной полосы.
Небольшое усилие воображения - и можно представить, будто покидаешь сейчас космопорт далёкого будущего, отправляясь, словно по странам Европы, в тур по планетам Солнечной системы.
Когда самолёт набирает высоту, города внизу дают о себе знать лишь тонкими светящимися паутинками улиц. "Скопление галактик", - продолжаешь фантазировать...
А потом видишь звёзды.
Кажется, будто их холодный свет проходит сквозь иллюминатор и пронзает тебя насквозь. Далеко внизу осталось всё, что ты подобно паззлу, собирал в себя, называя жизнью. И как тот Гагарин с шуточной картинки, ты пролетаешь над планетой, рапортуя: "Бога нет, товарищи! Я сам видел!" А потом думаешь: какие же мы смешные - искать бога в небе, а сатану под землёй, когда и тот, и другой живут лишь в наших сердцах. Пока, едва различимые с высоты, светятся огни, зажжённые человеком, бьётся пульс планеты, и вселенная, как самолёт, ложится на крыло, заходя на новый виток своей истории.
Но для тех, кто остался внизу, ты всего лишь точка, едва заметная в ночном небе. Пронзая звёздную темноту в слабо освещённой небесной посудине, понимаешь, как же ты сейчас бесконечно одинок.

Придёт рассвет. Тайский берег будет ещё во власти сумрачной предутренней дремоты, когда первый солнечный луч коснётся крыльев летящего самолёта. Благополучно завершится посадка. Спустившись по трапу, на миг выхватишь взглядом стройную фигуру пилота, стоящего рядом со своей огромной машиной, и блики жаркого азиатского солнца в его тёмных глазах, которые даже здесь, на земле, остаются устремлёнными куда-то вдаль, за неведомую его пассажирам призрачную черту.