Осуждение июля...

                I.

Всё тщетно. Жизнь прекрасна. День чудесен.
Мой морфий, вероломный старый друг,
на сухость дёсен наложенье песен
желательно приберегать к утру.

Я сок вотру неброских волчьих ягод
в ребристость нёба, розоватый свод
коварства отмороженного Яго
ещё не знает, десять дней всего,

как пуст пюпитр, июль кропает штопку,
ведь вероломно умерщвлён июнь
по выкройкам, но их швыряют в топку,
всего три дня любой из братьев юн,

потом распад, его скрывает зрелость
за якобы витальной суетой,
моя рука под точкою пригрелась,
что притворилась точкой с запятой.

И завитой, и выпрямленный силой
равно стекут в эмалью славный таз,
в календаре рукой альгуасила
намечены маршруты метастаз.

Во все места гонцов доставит резвость,
герольды в типографиях галдят,
под шапкой пены столбенеет джезва,
а нас едят и в склеры нам глядят.

                II.

Мой шелкопряд, когда не спит, то ест,
что жизнь ему, он даже петь не годен,
оденемся к июлю по погоде,
под квазиколокольчики челест

на наш насест впотьмах доносит бриз
весь аромат распахнутого моря,
сухое горло, с мокрым хором споря,
пирует смесью пряностей и брызг.

Накроем стол нарочно у окна,
когда прирежет горизонт светило,
этила гений сквозняком сместило,
причастна притяжению луна,

вложеньем сна, нежней кудели льна,
к овалам лиц сиянием прильнула,
ключицы светотенью изогнуло,
вино никак не достигает дна,

июль стегает кнутиком вина,
не постигают бабочки повинность,
стекает стеблем утренним невинность,
а роза ветром в грот унесена.

Так нанесём июлю мягкий знак
в конце пути по календарным меткам,
пора нам всем долги вернуть пинеткам,
пока не съела склеры желтизна.


Soundtrack: Artur Rubinstein, F. Chopin, Mazurka in f-moll, Op.7 No. 3.