Я слышу этот зуд

Я просыпался в колыбели мглы,
Когда они Урал переходили,
Оставив за спиной родни могилы,
И Верхние и Нижние Тагилы,
И Нижние и Верхние Котлы.

И тяжек, как свинец, один вопрос:
Откуда эти люди в нашей жизни?
Задав его, купайся в пессимизме.   
Всё исторически вместилось в клизме,
Которую нам Ленин преподнёс.

Нас разозли, не отдали б Москвы.
Двуглавое ведь было поколенье.
Но почитанье благородной лени,
Седьмой воды да на восьмом колене,
Плюс превосходство каждой головы.

Посторонись, историк, водолей!
Бумажный рубль построчно не измеря,
В писательский союз не зная двери,
Князья взялись за точеные перья,
Держать ответ пред Родиной своей.

Не важно – в этом годе, иль давно,
Когда не пёрла карта при Цусиме,
Мы ни минуты не считались с ними,
Псарями ль, денщиками ли своими.
Они же уже бегали в кино.

Уже тогда, как нынче, так и впредь,
Они в столицу стаптывали лапти,
Сперва нуждаясь хоть в навозном старте,
Потом места цепляя в аппарате,
А после: «Кто не с нами, тому смерть!»

А мы экзотику по кабакам
Для радостных сюжетов собирали,
Потом за них под пули попадали,
Коль промахнутся, в стол надолго клали,
Уверовав, что дарим их векам.

Разбрасывали земли за дуэль,
Набрав каре, не дорожили жизнью,
Считая чести песнь особой тризной,
А чувство сохраненья атавизмом,
За остров счастья принимая мель.

Они в этот момент прошли форпост –
Хребет уральский долами, как мыши,
Перетекли дыханья ветра тише.
Мы ж думали, что не бывает выше.
Китайская стена – плетенчик прост.

Где рыцари? Где кавалеров сонм?
И Александр Василич рвал к востоку.
А остальные не искали толку
В сопротивленье местному потоку.
Ах, да падёт скорей тяжёлый сон.

Но быдло захватило «статус-кво»,
И продолжало это регулярно,
И одиночно, и потом попарно.
Кровь голубая высохла бездарно,
Беспечно вони отворив окно.

Как эти люди просочились в жизнь,
Которую мы так оберегали!?
Ложь! Кроме этикета и регалий –
Их, кстати, тоже скоро отобрали –
Ничем никто из бар не дорожил.

Когда они ступили за Урал,
Их новые потоки с тонкой лестью,
Я был уже в Москве давно известен,
Но, как и все, купался в море песен,
И Кремль, как Зимний, на Москве отдал.

Теперь мне страшно, я не знаю стиль,
В котором можно не терпеть урона,
Как здесь обычно. Срочно верный трону,
Не меря, Черногорскую Корону
Патрициански просто упустил.

Они Урал с собой приволокли,
Они мне ум закапали собою,
Поработив российское без боя,
Тунгусы, уренгойские ковбои –
Культурою себя вдруг нарекли.

Самодержавный правнук, брось перо,
Как бросил всё, и тешь свои «обломы».
Не Гулливер, не Крузо – только гномы
Приковывают крепко крышу к дому.
А на тебе дворянское тавро.

Ищи сюжеты в парках и пивных,
Поигрывай изображеньем знати,
Огуливая фрейлин на закате.
Но знай, ещё немножечко и хватит!
Живей тебя Котлы и Валуны.

Они теперь традиции несут,
Они сорвали тонкие погоны,
И отняли у Колчака вагоны,
И написали новые иконы.
Они вокруг! Я слышу этот зуд.