Взятие Бухары

Историческая проза

Бухара, 1220 год
Хамид-Пур еще утром проснулся с нехорошим предчувствием. Сласти, мясо и рыжий от приправ рис казались безвкусными как клочки бумаги. Плавные движения наложниц со всех концов света не прельщали еще сильное здоровое тело. Хамид-Пур, верный помощник Султана, смелый воин, чувствовал, как мелкой дрожью его бьет беспричинный страх.

Горячий воздух поднимался к небу, оно тревожно рябило ослепительной синевой. Хамид-Пур снял войлочные туфли и верхнюю рубаху из плотного шелка и подозвал наложницу с кувшином воды. Но даже осушив его до дна, он не мог справиться с удушаешей жаждой и тревогой, что камнем осела на душе. Тревога поглощала его все сильней, и когда дом наполнился криками ополоумевшего от страха Махмуда, начальника городской стражи, Хамид-Пур выдохнул даже с облегчением.

- Они идут! Они, как черное море, утопят нас в крови!
- Кто идет, Махмуд? Неужели дьяволы выбрались из преисподней?
- О, дьяволы - это ягнята возле них и их вождя! - Махмуд задрожал, его лицо побелело от страха. Еле слышно, сдавленным от ужаса горлом, он произнес: "Монголы..."

Ледяной страх сковал воина. Монголы во главе со своим рыжевласым дьяволом словно проклятье Аллаха наступают к городу. Есть ли смысл сражаться? И что-то говорило ему,что смысла нет.

- Инаньч-хан знает?
- Войска уже собраны, ждут тебя и твой отряд.
- Поезжай туда, я скоро прибуду. Будем молится Аллаху, чтоб он нам помиловал.

Мухмед ушел.

Хамид-Пур услышал шорох многослойного женского платья. Его дочь Хершид, прекрасная и тонкая, как цветок в чаше воды, слабая и беззащитная, прошептала:

- Отец снова идет в бой?
- Не бойся, мое дитя, я вернусь до первых звезд. Молись Всемогущему Аллаху и ничего не бойся.

О Хершид, нежный пятнадцатилетний цветок, как она рада обманываться! Хамид-Пур еще помнил о позорных падениях Нура и Зернука, без боя сдавшихся монгольскому хану, чье имя стараются не произносить. Лишь желтолицый храбрец Гурхан, беглый уйгорский монгол зовет его Чингисханом, бросая в дрожь весь хорезмшах...

... Инаньч-хан восседал на подушках, строгий и задумчивый. Никто их полковников не решался прервать тишину. Наконец Гурхан, глубоко вздохнув, произнес тяжелым голосом:

- Надо сдаваться. Монголы растопчут нас, кровь польется по улицам. Они - опытные воины, с кровожадностью волка и хитростью лисицы, наши солдаты же возле них - дети, которых мы вынули из колыбелей. Инаньч-хан, выбор за тобой но я прошу тебя подумать над этим.
- Никогда благородная Бухара не сдавалась, не склонится она и пред узкоглазыми варварами! - воскликнул налившийся злобой Инаньч-хан. - Если кто-то еще заговорит об этом, то я зарежу его собственным кинжалом!

Через шелковый полог ворвался стражник.

- Инаньч-хан! Монголы окружили нас! Они стоят у всех ворот и требуют сдаться! Что сказать послам, мой господин?
- Что будешь делать? - Гурхан обратился к правителю, тот лишь вновь яростно воскликнул:
- Мы не сдадимся! Скажи монгольским шакалам, что мы скорее умрем, чем пустим их в город!...

... Чингисхан, рыжий как лесной пожар, выжидательно и спокойно смотрел на неприступные стены Бухары. Прямо над ним повис белый клочок облака - белый, как новый войлок, как густые пенки, как гладкая баранья кость. Облако не уносило ветром, и в эту жару только оно одно белело на раскаленном синем небосводе.
- Великий хан, хорезмшах не хочет сдаваться. Воины готовы оборонять город, они кипятят смолу у подножий стен, - Джучи, пошедший лицом в мать Бортэ, снял кожаный шлем.
- Хм, - Чингисхан прикрыл узкие глаза. Обветренное строгое лицо, обрамленное рыжими прядями напряглось. - Сколько же воинов городе?
- Два или три тумэна, Великий Хан, но они больше неопытные дети, чем воины...
- Волчата кусают больней и яростней, Джучи. Поглядим, на что они способны... Город уже окружен?
- Да, войска ждут твоих приказаний.
- Хорошо... - Чингисхан расслабленно опустил плечи, на секунду поднял взгляд к повисшему в небе облаку. - Начинаете штурм.

...С плаксивым криком рухнул с высокой лестницы раненый молодой воин. Монгольская стрела насквозь пронзила его тонкую смуглую руку, и первая кровь потекла по земле Бухары. Расколотый череп брызгал кровью, сразу же налетели черные мухи...

Обваренные своей же кипящей смолой, сорвавшиеся с высоких стен, подстреленные, словно оленята, воины умирали, не успев взяться за настоящие оружие. Монгольское войско, как один огромный живой зверь, штурмовало город со всех сторон, словно черная змея, душило его в своих смертельных тисках. Серые стены окрасились в багровый, исступленно ржали кони и стонали от боли воины. Запах трупов и крови витал над головами, кружили черные стервятники. Хамид-Пур целился в степняков со звериными глазами, саблей в твердой руке рассекал их тела и головы. Но глядя на свой город, он с удушающей беспомощностью понимал - на одного убитого монгола идет десяток бухарских юношей и пять уже закаленных в боях мужей. Монголы воспитывают детей воинами, любой подросток диких кочевников держится в седле лучше бухарского солдата, лук с колчаном и костяной нож для них - товарищи, а для бухарских мальчиков - опасная игрушка. Бухарцев воспитывают седые мудрецы и древние книги, монголов - степь и стремя. И потому Хамид-Пур уже знал, что скоро Бухара падет...

...Три дня звенели сабли, свистели стрелы, стонали раненые. Три дня Хамид-Пур отбивался от монгольских воинов, почти ополоумев от рек крови.Три дня слабла и чахла от страха прекрасная, как цветок, Хершид.

Три дня понадобилось Инаньч-хану, чтобы понять - сражаться дальше смысла нет

- Мы потеряли много воинов, а монголов меньше не становится. Я готов повторить то, что сказал в день начала осады - мы должны сдаться...

...- Великий Хан, они сдаются! - Джучи вбежал в походный шатер Чингисхана,смеясь от радости

Чингисхан спрятал сухую улыбку в чашке чая. Темно-зеленые глаза засверкали как лесной ручей в лучах Солнца.

- Это хорошая новость, Джучи, все к этому и шло. Наши потери невелики, а воины еще полны сил. Наши полководцы хорошо показали себя. Ворота города уже открыты?
- Да, Хан, мы ходим чтобы ты ввел нас туда.
- Приведи моего коня, - попросил Чингисхан. Когда сын вышел из шатра, он тихо рассмеялся. И Бухара, неприступная и пышная, пала...

... Лучше бы степные варвары убили каждого в городе и упились кровью, чем унижали их. Монголы устроили бесчинства в мечети, разграбили дома, надругались на женщинами и девушками. И будут делать это до тех пор, пока жажда крови не утихнет в их жилах, а она не утихнет никогда. Сейчас они затеяли то, что хорезмшах называет переписью, но Хамид-Пур знает, что это будет вроде отсева зерна. Только тут будут отсеивать людей. Хамид-Пур покрепче взял за руку Хершид.

Монголы выбирали ремесленников, красивых детей и женщин как скот на базаре - равнодушно, похлопывая по рукам и спинам, только в с зубы не смотрели. Увели дочь Инаньч-хана. Отцовский взгляд Хамид-Пура заметил, как один из монголов, с длинными собранными в косу волосами ухмыльнулся, проходя мимо них с Хершид.

- Красивая хатан, а? - он медленно подошел к дочери и заглянул в огромные испуганные глаза. - Старик... э, да ты же не понимаешь. Эй, переведи ему, - монгол подозвал к себе маленького желтокожего человечка и что-то пробормотал ему.

- Господин говорит, что ваша дочь красива, и что он желает взять ее в жены.
- Скажи ему, что я скорее скормлю себя собакам заживо, чем позволю варвару коснутся моей дочери!

Человечек что-то быстро зашептал. Монгол криво усмехнулся и, брызнув слюной, прокричал что-то.

- Господин говорит, это устроить нетрудно...

...Горела вдали родная Бухара, гнил брошенный труп отца, боль и позор навсегда впитала душа Хершид. В открытой повозке, придерживая набитые добычей мешки, она плакала и проклинала рыжевласого дьявола Чингисхана. Пусть Аллах поразит его своим огнем! Пусть Аллах возродит умерший город! И путь Аллах даст ей сил и милосердия сохранить жизнь монгольскому ребенку, который зародился внутри нее.

***

Наши дни.

- Чингисхан был великим полководцем, перекроившим мир, - Наран-Сэсэг поплотнее запахнулась в пальто. - Это все оправдывает.

- А как же реки крови, которые он пролил, города и народы, которые стер с лица земли? Он и его воины были варвары, вспомни хотя бы то, как он штурмом брал Бухару!

- Ты бы помолчал, я ведь все-таки монголка! Чингисхана признали человеком тысячелетия, я могу за него тебе дать хорошую взбучку!

Наран-Сэсэг родилась в монгольской семье, но мало чем похожа на монголку - большие черные глаза, темная медовая кожа, круглые бедра и грудь. Азиатка, но другого типа, вроде индианки или турчанки. Она сама не может понять, в кого она такая. Но зато она прекрасно понимает Чингисхана, оправдывает его походы и кровопролитие. Чингисхан перекроил мир, развил торговлю и науки, создал великое государство, которое процветало многие века. Наверное, те люди, чьих родных убили монголы, и проклинали кочевников, но сейчас они или их потомки поняли бы. Потомкам всегда видней.