Прощание с керосиновой лампой

                Борису Пильняку

Горяча заката киноварь,
Но сейчас я не о ней —
Я о лампе керосиновой,
Об уездной старине.

Пожилую, неприветную,
Закоптелую, в пыли,
Мне вчера подругу медную
Из чулана принесли.

За окном соборов зодчество,
Город в сумрак отступал.
Я над лампой в одиночестве
До рассвета горевал.

И в бреду вставала молодость:
Ночи, зори, петухи,
Фитиля крутое золото
На мои лилось стихи.

В керосиновом сиянии,
Молод, прыток и упрям,
Я навек бросался в плаванья
По развернутым морям.

Я по странам неисхоженным,
Я по тропикам гулял.
Над стихами невозможными
И смеялся и рыдал.

Помнишь, лампа, время зимнее.
Ночь. Беспамятство снегов.
Девушке с глазами синими
Я нашептывал любовь.

При огне, огне прикрученном,
От избытка чувств и сил,
Я ее в потемках, мучая,
Упоительно любил.

Ты всему была свидетелем,
Но однажды, медный друг,
Догорела, не заметила,
Я уехал поутру...

Годы шли крутые, быстрые,
В грозах, в битвах, в маете.
Вся страна легла под выстрелы,
Мылась кровью, а затем...

Но об этом долго сказывать.
Жизнь — эпический роман.
И в собранье хлама разного
Отнесли тебя в чулан.

Под портретом государевым,
Возле сваленных икон
Отсияло твое зарево,
Схоронился медный звон.

И с тобою, незаметная,
Отцвела моя весна...
Керосиновая, медная,
Никому ты не нужна.

Нынче всюду электричество.
О бессонный друг ночей,
Я на память в Исторический
Передам тебя музей.

Под таким-то черным номером,
Керосиновая медь,
Обо всем былом, что померло,
Обо мне ты будешь петь.

Может, кто, задетый заживо,
Вспомнит дым далеких лет,
Как себя в ночах выхаживал
При твоем огне поэт.

Горяча заката киноварь,
Бредит город стариной
И во славе керосиновой
Потухает предо мной.

1928
Углич