Балетмейстер

                Балетмейстер               
  На маленьком экране соседского телевизора «Рекорд» Татка увидела «Лебединое озеро» и навсегда полюбила балет. И начала мечтать о танцевальной школе местного клуба, возглавляемой настоящим балетмейстером. В снах её теперь трепетали балетные пачки, кружились изящные танцовщицы кордебалета и, накружившись вдоволь, расступались перед ней, солисткой Таткой. Танцевала она почему-то со старым клубным конферансье, на испитом лице которого, в трагических морщинах, таились остатки былой красоты. Посредине танца конферансье на мгновение оставлял Татку, и вне всякой связи с происходящим на сцене, раскатывал по залу иноземное слово «балетмейстер».
Вместе с отцом Татка пришла в клуб и её записали в подготовительную группу. Балетмейстером оказалась худая нервная женщина, на занятия она приходила в обычном платье, что ничуть не мешало ей показывать детям всевозможные движения, хотя голубые теплые панталоны плохо сочетались с волшебным словом «балетмейстер». Увидев в подготовительной группе девочку, на чьих ножках  бились чудесные крылышки, Татка поняла, что ни Кшесинской, ни Улановой, ей,  Татке, не быть, но она старалась, и потому в новогоднем спектакле получила партию Лисы.
  Все шло хорошо, но перед самым выступлением Лиса вдруг превратилась в юную натуралистку. «Это мое новое видение, – заявила балетмейстер, – летний сон в новогоднюю ночь.» Репетиций до представления не оставалось, а Татке, преуспевшей в лисьей шкуре, не удавались движения, изображающие ловлю бабочек. «Дубина,» – ничем не помогая, бросала ей балетмейстер. В костюмерной девочке выдали белую юбку в складку и белую блузку. Поразившись роскоши клубного костюма, мама выстирала и выгладила его, и Татка, надев поверх сценической одежды ветхое пальтецо, с тяжелым сердцем пошла на свой дебют.
  Выступала Татка в неодолимом оцепенении, – бестолково слоняясь по сцене, нелепо размахивая сачком, она превращала летний сон в сон кошмарный. По окончанию музыки Татка  ушла за кулисы, где балетмейстер влепила ей пощечину, от которой девочка зашаталась, а старый конферансье в ужасе закрыл руками трагические морщины на испитом своем лице. «Сними костюм!» – уходя, крикнула балетмейстер. Девочка сняла юбку и блузку, надела ветхое пальтецо и вышла на декабрьский мороз. Пальтецо не скрывало латаного нижнего белья, и она не посмела войти в трамвай. Через час Татка уже была в единственном в мире безобманном тепле, и родители слушали, гладили и целовали её. «Никогда не возвращайся туда, где тебя унизили, там унизят снова,» – сказала мать. И Татка не возвращалась. И не возвращались сны, в которых она, с несвойственным ей изяществом, танцевала со старым конферансье. Время шло и воспоминания, тускнея, уже не причиняли былой боли. А если что и сохранялось в сердце Татки от балетного её триумфа, так только сильная неприязнь к слову «балетмейстер».    
26 декабря 2013г.