Умер он двадцатого июня
День холодный стал ему навеки чем-то вроде яркого клейма.
И с тех пор живёт он как в тумане, в долгом ожидании перемен. Душу, при рождении немую, вовсе поглотила чья-то тьма.
Он ходил и ползал по асфальту, пальцами срывал с него траву. Небо тяготело и молчало. Небо было твёрдое совсем. Он существовал и не был понят – он совсем не знал, что все умрут, да ему никто не рассказал бы – некогда вдруг стало тогда всем.
Он летал и нёсся к облакам – ударялся об асфальтовое небо. Небо было молча – неживое – и переносило все удары. Кукловоды нитки обрезали – а ему мерещилось, что не был вовсе никогда он ими водим, поднимая пальцами бездарно.
Он учился жить и быть нормальным – только то не связанно вдруг стало. Он летал и корчился от боли – морщился и ползал по земле. Вдруг/однажды он внезапно понял – всё его совсем, совсем достало, оживать ему казалось всё труднее. И уже не двигаться во век.
Он летал и падал очень часто. Он ходил и ползал – как-то раз. Ударялся раз по сто он в небо – но ему совсем не ведом этот страх.
Умер он двадцатого июня, где-то в серебристых небесах.
Свидетельство о публикации №114070104612