2-й фрагм. Из времён французской бойни
Враг, коль прозреет на два глаза, страшен –
он Пьера опознает до поры…
Шаг первый важен, пистолет заряжен.
К нему есть шпага, наглость и понты.
Пьер снова призадумался о вражьем
бурлящем коридоре: как пройти?
На чудо ротозейства, доброты,
иль просто чудо, нет надежды, даже
коль он пойдёт без дрожи сквозь ряды.
«Дай мне, Господь, сподобится на трюки,
чтоб не было нужды рядиться в смерч.
Спонтанный бой не ведает науки.
Умрёт не всяк, кого возьму на меч,
но каждый счастлив будет сам обречь
отважного католика на муки,
ведь даже не о смерти лишь и речь.
Притом, что движусь медленнее мухи, –
терзался Пьер в сомненьях, – не силён
увы, я в лицедействе, как шпион».
Но нужно думать противоположно:
– Вперёд, брат! Пусть опасности и сплошь, но…
ведь главное, что рядом мы с тобой, –
хромого имитировать несложно.
Теперь смешаться можно и с толпой.
Незрячего веди хоть на убой!
Пьер долго вёл «слепца», держась за выю:
«…А вот и те, кто спросят мой патент
поводыря. Прощай эксперимент»?
В руках врагов – мушкеты. Боевые!
Нежданный, но весомый аргумент.
Им жалкий пистолет – не конкурент.
Тяжёлое оружие на сошках.
Дюймового калибра ствол – не мух
пугать-гонять на ветреных дорожках!
Пробьют любой доспех и выбьют дух!
Таких бы обходить путём окружным…
Припомнился невольно местный слух.
Торговец модным редкостным оружьем,
берущим броненосцев на испуг,
обижен на барона был не вдруг.
И вот в итоге – антипод фиесты,
ход драмы до смертельного конца…
С мозгами похотливого глупца
правитель как ходок к чужим невестам
развратничал с избранницей купца.
Купец месть затаил и счёл уместным
тайком, помимо пороха, свинца,
сбыть чудо-огнестрелы гугенотам,
коих барон-католик мучил гнётом…
– Сейчас бы пива, или хоть воды, –
натужно просипел Пьер-поводырь. –
Обидно, что лишаюсь быстро сил я.
Боль в ранах – словно сунули в них шилья.
До лекаря должны добраться мы,
хотя мы для него – худой гостинец.
Коль силы есть в тебе, то пой псалмы.
– Петь буду, чтоб до Бога докатились, –
наивно обещал «лишённый» глаз
до Господа донесть хвалебный глас.
Незрячий так запел, что даже пыль из
одежды от восторга поднялась.
Стрелки, полны почтенья, расступились
и пару пропустили сквозь ряды,
а певчий продолжал на все лады.
Хотя на Пьере взмокла вся рубаха,
кураж взял в сердце верх над чувством страха:
– В гармонии такой мы, как в броне!
Псалмы бодрят нас с каждым изреченьем.
Божественно! Вот это вот по мне!
Пусть будут для тебя псалмы леченьем,
победный шаг становится плавней!
А мёртвых не вернуть уже парней…
Минуты через три Пьер с облегченьем
свернул в тот переулок, что вполне
мог быть своим. Последним огорченьем
в пути стал появившийся в окне
стрелок, предупредивший из засады:
– Мы рядом, на дозорной вышине.
Пой громче – нет желаннее услады!
Брат во Христе! Твой голос слышать рады.
Как Моисей-пророк по целине,
ведёт тебя хромой сквозь все преграды?
Подобен, как в песках, прицепу ты,
но далее тащиться вам не надо
ни по нужде, ни ради променада.
Безбожный люд на том конце пути
враждебной преисполнен суеты.
– Спасибо, дуралей, тебе за это! –
ответил Пьер за певчего (смеясь)
и выстрелил в окно из пистолета –
с утра в цель метко пули клал не раз.
Одною пулей сшиб двоих – не слишком
эффектная удача-то вблизи…
От страха у «слепца» пошла отрыжка:
– В кого стрельба?! Господь нас упаси!
– Нам прежний путь большого стоит риска, –
слепца Пьер закружил вокруг оси
и крикнул. – Поспешим, враг очень близко!
А я кого-то пулей угостил.
Стреляю под псалмы – таков мой стиль…
Попутчик, сбитый с толку, порысил
на пару с Пьером в нужном направленье.
Ему хватило до упора сил,
чтоб добежать по лужам, по грязи
и языком стать без сопротивленья…
– …С двух сот шагов попробуй, порази
таких вот монстров уличных заторов!
От наших аркебуз им смех, не страх…
Нам в качестве безумных визитёров
непросто станет, будучи в гостях,
бить в лоб в теснине улиц мушкетёров,
стоящих, как сказал, ты в пять рядов.
Мы, словно дурни супротив актёров.
Такой подход заведомо хренов…
А ты удачлив, парень. Ловкий воин! –
барон настолько Пьером был доволен,
что вмиг послал в разведку боем вновь…
Смертельно столкновенье двух миров –
двойным ожесточеньем подогрето.
Забить еретика католик рад.
Баронский сын и сам на бой конкретно
отправился, возглавивши отряд,
и всё пожечь грозил, как Герострат.
Барон, всё зная от лачуг до храма,
отправил с сыном личную охрану:
«Затмит Анри во гневе сатану.
Не дай Бог, сын и впрямь отдаст огню
всё то, что не отдал бы гугенотам.
Грозит нам ситуация цейтнотом,
коль враг нас в наступленье упредит.
Враг не попросит милости в кредит,
да мы бы и не дали, но пожаров
не надо! Никаких чтоб дальних зарев!
Туда, где враг по сути встал толпой,
всех лучших, всех начальников и замов
спешу поочерёдно бросить в бой,
а сам тут караулить буду знамя,
оставив лишь резервный основной
эскорт мой и надежды за собой.
Я буду вашим сердцем и глазами,
не думайте, что шлю вас на разбой.
Вам мало сил?! Мечтаете о займе?
Сержант, рекомендую Пьера – свой.
Бери, Марк. Он – не сопли бахромой.
Быть средь врагов ужом – его манера»…
Начальник стражи взял с собою Пьера:
– Ты лишь своих не трогай сгоряча.
Удачливей тебя, Пьер, кавалера
сегодня я в сраженьях не встречал.
Твою фортуну враг возьмёт на веру.
Прикрой мне тыл и не моя печаль,
сколь много ты при этом грохнешь гадов.
Бросай по сторонам побольше взглядов.
Не в поисках, конечно, варьете.
– Вкусив не больше двух ударов кряду,
в удачливость мою поверят те,
кому не уступлю я в быстроте.
– Вражина вновь скопился где-то близко.
На проклятой земле, от крови склизкой,
где жарко даже в сумрачной тени,
пока что ограничимся зачисткой
на улицах Ткачей и Сен Дени.
Немаленькие улицы для сыска.
Достаточно, считаю, всей длины,
где б нас, зубастых, вдоволь накормили,
чтоб мы себе оскомину набили,
а уцелевший враг умчался в мыле.
Тебе стать трудно жёстким, как бревно.
Наверно, у тебя святой был предок…
Столкнуться с сатаной не мудрено,
но нынче бесноватый враг стал редок.
Однако, нам с тобою всё равно
нельзя в бою стать хрупче табуреток.
– Бесспорно. Решено, месье, Рено…
За веру горло грызть – все звери, но
Пьер зелен был ещё, чтоб озвереть так.
Глаза кровь не застелет пеленой
и жажда не придёт – любой ценой
вкусить из вражьей печени заедок.
. . .
Анри был старшим из баронских деток.
Чтоб славы боевой скорей достичь,
он в центре шёл, не горбился в кюветах.
Напутствовал он Пьера в спину этак:
– К победе, нашей лучшей из добыч,
надеюсь, без потерь придём несметных.
Будь, шевалье, в бою разумен, меток.
Умаешься – сержанта в помощь кличь…
Видать, был славным воином твой предок.
Едва ль твоя удача в амулетах.
В глазах же гугенотов, ты – их дичь.
Скопилась, где – неведомо мне толком,
тьма гадов! Я – твой бог. А ты не хнычь –
управишься в бою с любым подонком.
Кольнёшь и шпагой ты, и с эспадроном
смертельные приёмы смог постичь, –
идя за Пьером, славой в бой ведомым,
баронский сын насупился, как сыч,
хотя не счёл нисколько моветоном
общенье шевалье с крутым патроном.
Для Пьера покровительственным тоном
разжёван политический был спич.
Болтать не стали как о деле стрёмном
лишь то, что гугеноты – Божий бич.
Баронский отпрыск явно хладнокровно
на ноль помножить всех еретиков
планировал, мечтал приватно, скромно
(но действенно) руками мастеров
меча и шпаги: – Лучший из миров
лишь тот, где паства чтить барона склонна.
И пусть звучит восторг! Не плач. Не рёв…
…Поскольку эта улица наклонна,
их кровью мы зальём застенный ров.
У нас тут полноценная колонна.
Такой накал боёв для нас не нов.
С отборной нашей силой, безусловно,
завалим мы и этих кабанов.
Но враг, как гидра, зол, многоголов…
Всё зло от гугенотов! И, вестимо,
мы с ними с давних пор несовместимы
осознанно в двух случаях из трёх.
Они не верят в дьявола. Солидны
по мере фанатизма. Бог их строг.
– Безумные фанатики и злыдни
нас люто ненавидят! Чтоб я сдох!
Меж нами, как на Корсике, вендетта? –
Пьер обернулся. – Чую я нутром,
их злоба не везде страшна. Уж где-то
о них мы сами ноги оботрём.
– Жаль, меньше нас, чем их: один-два к трём.
Мы знаем, где в засаде их мушкеты,
поэтому на них и не пойдём.
– Подумали сейчас мы об одном
и том же? В лоб атаки наши тщетны?
– Есть не везде у всех врагов мушкеты.
Нас где-то неумехи ждут и шкеты.
Туда мы и нагрянем белым днём.
Кого не перебьём, тех проклянём.
На мясо не забьём подсвинка что ли?!
Ни перцу мне в бифштекс не жаль, ни соли.
– Как быть с рецептом? Ведь и враг при нём.
– Един на всех. По полной и глотнём.
Не ссорит Смерть нас – дока в закусоне…
Не выручит нас ход конём, слоном…
Жаль… коль из всех мы аркебуз пальнём…
что в вверенном мне нынче гарнизоне
никто не вставит в общий хор мушкет.
Тех, за кого при этаком позоре
пойти бы аркебузам замуж, нет…
Пьер вовремя усёк: – При остром взоре
я смею полагать, что в дальней зоне
достойный нам готовится фуршет.
Кровь – пиво! Черепушки вместо сыру!
Там явно суета не для блезиру…
– Мы вовремя придём во славу лет! –
взревел сержант. – Вперёд аркебузиры!..
…Два залпа двух шеренг! Огонь-дуплет!
Сломаем зверю в логове хребет!..
Рассыпалась вся вражья оборона:
терзая слабый фланг, отряд барона
зачистил пару улиц в полчаса.
Взвод надвигался, жаля, как оса –
стреляли аркебузы безотказно.
Противник огрызался всяко-разно,
бросался в контратаки на рожон
но инициативы был лишён.
Взаимно все найти бы способ рады
фронт яростно порвать – рушь, не мельчи!
Привычные кровавые обряды –
гвардейцы не допустят в них ничьи.
Бой завершали пики, алебарды
плюс грефы и двуручные мечи…
…Ёж пик гвардейских весь кровоточил –
Смерть схватывала свежие харчи
Для двух фаланг бой встречный крайне жёсткий.
И вражеский ёж от намокшей шёрстки
казался грозным – крови натекло!
Кровь на земле раскрасила бороздки.
Кровь в лужах, словно бурое стекло…
…Гвардейцы били насмерть, быстро, хлёстко,
но… кончились заряды у стрелков,
и бой у ключевого перекрёстка
грозился стать побоищем веков.
Показывая навыки и норов
и выявить успев героев дней,
сошлись две полуроты пикинёров.
За каждой (агрессивно не бедней) –
лес хищных алебард – чуть в глубине…
Мятежники отбили натиск первый,
второй, Анри выматывая нервы:
– Останется любой, кто глуп, при мне,
а умный и желающий награды
пойдёт вперёд и сделает, как надо,
решающий пролом в рядах врага.
– Спешу сказать им не без драйва «гав».
Кто выживет – предвижу я крах гада, –
сержант ушёл: – Считайте да упада,
как много пик бастардом сострогав,
отброшу я защитников за кромку.
От одного меня вам больше проку.
При мне мой острый меч и острый нрав.
– Ну что ж, Рено, проделай нам дорогу.
Эй! Марка пропустить вперёд, как к Богу! –
кивнул Анри. – Дави их, дерьмодав!
Марк фыркнул: – От меня побольше проку!
Рено им вмиг устроит катастрофу!
Щас доберусь! Давить их – прямо драйв!..
…Не каждый отзовётся, жив и здрав,
в фалангах после боя в перекличках…
…Стальное жало ищет плоти в смычках,
почти перед глазами мельтеша…
В батальных закреплённые привычках,
отобранные в вихре мятежа,
ругательства смешались в перекличках…
С огнём угрозы в многоглазых ликах,
сходились в стык два яростных «ежа»,
своим желаньем выжить вновь смеша
разнузданную Смерть (с когтями в пиках).
«Не вам со мною, псы, тягаться в играх!
Кто встал передо мной, тот умер! Ша!
Хотите в глотку каждому ерша?!
А чтоб вам по ершу живому в анус»! –
сержант угрозы слал в упор врагам.
Пока взаимно пики отбивались,
чтоб стать мостами к вражьим берегам,
Марк, будто кобра, прыгнул и мгновенно
под пиками крутнулся по земле.
Свои смотрели вслед благоговейно:
не многие умели в позе змей
остаться под ногами одиночкой
у вражеского строя, словно кочка.
Безумный, но и точный же расчёт –
подрезать сухожилия господ,
расправиться с сержантом не успевших,
за что и наказал ползущий пеших.
Своей задумкой он доволен: «Режь их»!
И тем, что дело не погибло, горд.
Смерть тут как тут – безудержный проглот.
В одну минуту рухнула плотина.
Проток гвардейцев вклинился в проход.
Мгновений драгоценных им хватило,
чтоб строй врага взломать необратимо.
(продолжение в в 3-ем фрагменте http://www.stihi.ru/2017/10/07/3802)
Свидетельство о публикации №114063010537